Щит Персея. Личная тайна как предмет литературы

Булгаков в своем романе «Мастер и Маргарита» предложил своему читателю осмыслить гипотетическую ситуацию, провести мысленный эксперимент и ответить на вопрос, что было бы, если бы в Москве в 30-е годы был опубликован роман мастера о Понтии Пилате. Почему, собственно говоря, этот роман о событиях, произошедших в далекой Иудее почти две тысячи лет назад, невозможно опубликовать в стране, где победила революция, где научно-технический прогресс с огромной скоростью превращает отсталую сельскохозяйственную страну в страну с мощной индустрией. Чем это небольшое художественное повествование так опасно для нового государства, что уничтожение рукописи и ликвидация ее автора становится первоочередной задачей первого лица государства? Причем сама ликвидация проводится в глубокой тайне самыми отборными силами секретных служб, находящимися в подчинении самого этого «первого лица». Вопрос этот вовсе не праздный. Это мучительный вопрос о собственной судьбе в собственной стране самого Булгакова, писателя, запрещенного при жизни. Это и есть главная мысль романа «Мастер и Маргарита».

Глава восьмая Рукописи не горят

Нам уже приходилось говорить о том, что «отрезанная голова» – это человек приведенный в идеальное состояние с точки зрения власти, в котором у него нет никакой возможности создать рукопись. Это состояние радикальной несвободы, состояние связанных рук, состояние, в котором человек не принадлежит сам себе, не может распоряжаться собой. Само слово «рукопись», его внутренняя форма и образ, представляет идею осмысленной деятельности – свободного владения собой, в частности своей рукой, которая подчиняясь голове, оставляет на бумаге следы человеческого существования. Пишущая рука – образ умного делания, основа человеческой культуры и цивилизации. Способность человека зафиксировать результат своей духовной и умственной деятельности, опыт прожитой жизни сделать доступным другим, – это и есть смысл акта создания рукописи – подлинного нестираемого следа единичного человеческого существования. В рукописи преодолевается смерть, разрушающая все, но не способная уничтожить переданное в рукописи другим людям послание.

Рукопись стремится стать книгой, ибо, став книгой, делается доступной многим. Прочитанная книга означает знакомство, контакт, общение, коммуникацию автора с читателем. Содержимое головы автора как бы перетекает в голову читателя, становясь достоянием его головы.

На пути этого свободного общения и сообщения людей друг с другом земная власть испокон веков стремилась поставить преграды. Инквизиция жгла книги еретиков на кострах, вся печатная продукция проходила государственную цензуру, и без санкции цензоров рукопись не могла превратиться в книгу. Встречались, и довольно часто, в истории человечества казни поэтов, писателей, мыслителей, которые погибали именно за мысли и образы, переданные рукой бумаге, т. е. за свои рукописи. Казнь и костер, сжигающий книги, конечно, крайние случаи радикальной борьбы власти с инакомыслием. Гонения, изгнание, ссылки, тюрьмы, каторга, публичное поношение, лишение средств существования – короче говоря, история человечества – это во многом история борьбы институтов государственной власти со свободной человеческой личностью.

Но только в советской стране все писатели стали государственными служащими, получили удостоверения членов союза писателей. Каждый, кто этого удостоверения не имел, писателем не считался. Согласно основному идеологическому догмату новой госрелигии, творческим процессом руководила партия, как и всеми остальными сферами жизни.

Партией же руководил великий вождь и отец народов, ее генеральный секретарь. Он же руководил всеми руководителями творческих союзов огромной страны. Согласно непререкаемой истине о руководящей роли партии и лично товарища Сталина в деле создания произведений литературы, отчетливо обозначился вопиющий абсурд ситуации, выразившийся в том, что творцом рукописи переставал быть ее автор.

Автор как бы превращался в пишущую руку, управлял которой глава государства, или, попросту, буквально «руководитель». Автор на экране метафизической идеальной картины мира, находящейся в сознании диктатора, становился как бы обезглавленным. Таким образом, вся многочисленная армия советских писателей, все их разнообразные имена и фамилии превращались в псевдонимы вождя. Ко всем писателям своей страны диктатор относился как к своим собственным писателям. Они были буквально «его». Он ими владел так, как голова владеет собственной рукой. Нарисованная нами картина, естественно, – это доведенная до предела, проявляющего ее абсурд, идея безумного генсека, но она чрезвычайно наглядно изображает суть его утопии.

Слово «руководитель» дает нам образ головы, которая и водит рукой. Не забудем, что абсолютный синоним слова «руководитель» – это «глава». Руководить и возглавлять – это почти одно и то же.