Щугор

— Четыре рубля за пуд семги — это дешево. Печорскую семгу продают в Вологде от 12–16 рублей.

— Да это не вешнюю; это осеннюю продают по такой-то цене. За вешнюю дорого взять нельзя: засол не тот.

— Долго ли сидите на затоне, или снимаете его, как кончат неводить?

— До заморозков сидим, пока не покажется шуга (лед). Рыба все идет понемногу.

По мере того, как мы поднимались от затона выше по Щугору, течение становилось все быстрее и берега реки отвеснее, принимая все более скалистую форму. Кристаллический известняк в них являлся в значительном содержании и притом такой твердости, что при ударе давал искру. Выходя часто на берег для исследования наслоений, я находил здесь чрезвычайно много различных окаменелостей. Обрывистые, очень высокие каменные скалы, посреди плоских окрестностей, представляют из себя вид расселины, сквозь которую напором горных вод прорвалась река. Таковы почти все притоки Печоры, берущие начало с Уральского кряжа. Нередко возвышенные каменистые берега Щугора переходят в плоские наносы песка и валунов известняка, кварцита и метаморфических сланцев. Вероятно, в таких местах в древние, доисторические времена бушевали здесь громадной величины и неизмеримой глубины озера, обставленные, как фортами, каменистыми утесами.

Все труднее делалась гребля. Лодка подвигалась медленно вперед. Где было возможно — шли бечевой. Часу в пятом пополудни мы достигли устья небольшой речки, впадающей в Щугор с левой стороны. Здесь мы решили переночевать, благо место удобное и уютное. Правый берег речки изображал довольно высокую скалу, с глубокой впадиной, полого склоняющейся к воде. В этой впадине, под защитою скалы, мы и основали свою стоянку.

Приготовив все для ночлега, закусив и напившись чаю, мы с Алексеем возымели намерение сходить хоть недалеко вверх по речке. По правому ее берегу тянулась тропа, проложенная, несомненно, промышленниками к своим охотничьим путикам. Мы отправились по этой тропе. Чем далее мы поднимались вверх, тем глуше и угрюмее становился лес. Наконец, мы зашли в совершенно глухой бор, раскинувшийся по равнине. Громадные сосны, ели, лиственницы высоко поднимали свои вершины, сплетаясь ими в едва проницаемый для света зеленый свод. Этот исполинский лес поразил нас своею величавою растительностью, воистину достигшею своего апогея на дальнем севере. Тихо в нем, мертво, беззвучно, но несмотря на это он как-то давил массой жизни, неслышно, незаметно обступающей со всех сторон… Тропа уклонилась от речки влево. Пройдя версты две бором, мы натолкнулись на подошву горной возвышенности. Лес поредел и понизился. Встречались кедры со множеством шишек. Орехи их еще не вполне налились ядром. Собирание кедровых орехов (меледы) доставляет здешнему населению немаловажный доход; лет тридцать тому назад, когда кедровых лесов было больше, промысел кедровыми орехами был едва ли не выгоднее всех других промыслов Припечорья. Теперь он уменьшился более чем наполовину, чему виною сами зыряне, весьма неэкономично обращающиеся с плодоносными кедровыми деревьями. Отыскав кедр с орехами, они, вместо того чтобы взлезть на него и осторожно оборвать шишки, срубают дерево, обламывают те ветви, на которых больше шишек, и складывают их в большую кучу, которую старательно прикрывают хвоей — от кедровки, великой любительницы и похитительницы кедровых орехов. Стоит только кедровке отыскать такой склад, она непременно перетаскает все шишки в свою кладовую про запас на зимнее продовольствие. Белки тоже любят кедровые орехи и также заготовляют их для себя в дуплах деревьев и гойнах. Замечательно, что как кедровка, так и белка запасают орехи самые лучшие, крупные и непременно с полным ядром. Зыряне старательно отыскивают такие запасы и обращают их в свою собственность, нередко вынимая из дупла по четверику и более превосходнейших орехов. Обломав срубленный кедр, промышленники отыскивают следующий кедр, с которым поступают таким же образом. Потом на возвратном пути сгруживают все шишки в общую массу и переправляют к домам, где и выщелучивают из шишек орехи. Ежегодно срубая в громадном количестве кедры, крестьяне уничтожили их в настоящее время почти вконец, так что теперь хорошее кедровое дерево встречается весьма редко. Попавшиеся нам кедры были невелики — молодняк с мелкой шишкой.

Поднявшись футов на триста на гору, мы добрались до такой высоты, которая господствовала над окрестностями. Вид открылся прелестный: темным морем расстилался перед ногами лес; на востоке в отдалении вырезывался Урал — дикая каменная гряда, состоящая из беспорядочно перемешанных между собою пиков, протянутых длинными зубчатыми рядами, и из шапок с растрескавшимися вершинами. Зарево заката горело на верхушках леса. Золотистые переливы солнечных лучей причудливо играли на горных вершинах. Где-то шумел водопад. Дерево треснуло: так, само по себе, или сломался сук под ногами тяжелого зверя. Резко, необычно раздался этот треск, и снова глухая тишина, лишь нарушаемая издали доносившимся звуком журчащей воды…