Щугор

На возвратном пути мы вышли на новую тропу. Она шла влево по направлению к ручью. Мы пошли по ней и скоро попали в гряду того же дремучего бора. С высокой ели слетело большое стадо красных птиц.

— Что это за птаха? — спросил я Алексея.

— А клесты. Здесь их много. Дичина тоже: печорцы их промышляют и доставляют в Чердынь, Вятку и Усть-Сысольск. В пирогах куда хороши.

— На такую маленькую и выстрела-то жаль. Стоит ли их промышлять?

— Где же стрелять! Не стреляют; сильями их ловят. Тьму налавливают.

— Как же это: на деревьях расставляют?

— Нет, не на деревьях; иначе ловят: зимой, как поуглубится снег, клест сдается к жилью, по опушке еловых лесов держится, по тем деревьям, на которых больше еловых шишек. Для ловли выбирают редколесье и нагребают на нем из снегу небольшие холманчики. Потом холманчики эти обливают красным квасом. На вершину крест-накрест вдавливают бруски с сильями из волоса. Клесты, как увидят красное, так целым стадом и спустятся на холманчик, начинают на нем бегать, рыться и попадают в силья. Большие за этой птицей не ходят; ребятишки балуются — это ихнее рукоделье. Дело-то не больно мудреное, а приучаются через него к лесу, к промыслу приохачиваются.

Вышли на берег ручья. Сдавленный песчаными крутыми берегами, он бойко летел по переборам. Местами появлялись омутки, в которых вода завитком вертелась на одном месте. В одном омуте сильно взметнулась какая-то большая рыба.

— Щука, должно быть, — заметил я, обратив внимание Алексея на всплеск рыбы.

— Кто ее знает: может быть, щука, а не то и лох.

— Ну какой там лох: зачем ему забираться так высоко в мелкую речонку?

— Что вы, помилуйте, да вы не знаете, что это за рыба: в такие ли места она забирается — поверить трудно; чуть проток маленький, только бы вода сочилась, да изредка котловинки были, — скачком, вприпрыжку, а уж заберется в самый верх и лежит себе, как боров.

— И большие?

— Большущие, фунтов по пятнадцати, по двадцати. Рыбаки по маленьким потокам забивают заязки и ставят верши. Когда начнутся осенью паводки, лох двинется вниз и попадает. А то по котловинкам и острогою бьют: вода в речонках чистая, видно до последнего камушка, большую рыбу осмотреть легко, сейчас ее и на острогу… Много лоховины так налавливают — и самой лучшей, жировой. На вольных водах она выгуливается, а в тесноте-то до того тучнеет, что как облитая салом. Из кишок жиру много натапливают.

Совсем стемнело, когда мы пришли к пажку. Павел Дмит риевич возился с ухою. Выглядев в речке на переборе много харьюзов, он ухитрился учинить великолепное уженье их на сваренный яичный белок, насаживая его маленькими кусочками на крючок.

— И хорошо брались? — полюбопытствовал я.

— Удивительно! Только успевай закидывать. Одно беда: худо держится на крючке белок, часто насадку срывали.

— Сколько же выудил?

— Да штук около тридцати накидал. Кроме ухи будет еще на жаркое.

На другой день, часов в семь утра, достигли мы чрезвычайно живописного места на Щугоре, известного под именем Ульдор-Кырта (железные ворота). Довольно широкая река вдруг сжимается с обеих сторон каменными стенами, представляющими вид настоящих ворот. Стены эти тянутся сажен на пятьдесят, поднимаясь от 100 до 150 футов. Они состоят из белого, превосходно выветрившегося известняка. Течение в проходе ворот необыкновенно быстрое: громко ревела здесь река, наполняя окрестность глухим однообразным шумом. По обеим сторонам лодки вода стремилась неудержимо, неся мимо нас клочья пены. Мы гребли с Алексеем изо всех сил. Лодка подавалась медленно, по куриному шагу. В самых узких местах вода яро кружилась и, разбиваясь и пенясь, массой кидалась по течению и, злобно шипя, клокотала в подмоинах отвесных стен. Когда мы, наконец, выбились из ворот и, выехав на более покойное место, взглянули на Ульдор-Кырта, то поражены были следующею картиною: начиная с самого узкого места каждый пласт известняка в воротах отходил в сторону далее предшествующего ему, отчего ворота кажутся устроенными как бы из натуральных кулис. Самые пласты обнажены, гладки И ослепительно белы, но в тех местах, где они прилегают один к другому, в узких промежутках между ними по расселинам и трещинам, сбегают в них зеленые полоски дерна и кудреватого кустарника, украшая белые стены натуральными гирляндами. Через узкий просвет ворот, как сквозь каменные рамы, видна по ту сторону широкая гладкая равнина реки; по ней, как белые лебеди, плыли в разных местах комья вздувшейся пены. В отдалении темный лес замыкал ландшафт. В плесе перед воротами, где мы находились теперь, река раскинулась в великолепнейший, широкий, гладкий, как зеркало, бассейн, обрамленный громадным хвойным лесом.