Шёл по городу волшебник

В-третьих, давайте разберёмся: а в какую же минуту, вообще-то, спасают тонущих людей? Ведь не за час до их гибели и не за два. И конечно, спасают их не после смерти, а хотя бы незадолго до неё. В общем, спасают как раз в ту самую минуту, когда они тонут…

Но автор уже чувствует, что слишком много оправдывается. Когда человек приводит множество оправданий, то это означает, что у него нет ни одного серьёзного.

Поэтому автор мысленно зачёркивает все предыдущие оправдания и оставляет одно, но серьёзное: всё было так, как написано.

И не случайно.

Не случайно Борис встретил Феликса, хотя вышел на его розыск не сразу и двигался другим путём. Вот Феликс попал к речке случайно. А Борис понимал, что самую большую опасность для Феликса представляет не шоссе и не железная дорога, а речка Кулёмка, потому что машинист и шофёр могут посигналить или затормозить, а речка проглотит человека без всяких сигналов. Борис кратчайшим путём добежал до Кулёмки и побежал вдоль неё по тропе.

Итак, Феликс бухнулся в речку…

Здесь так и хочется написать, что Феликс ударился о камень или его вынесло на стремнину, а впереди шумел водопад, а Борис, рискуя жизнью, вытащил его на берег.

Но речка Кулёмка мелка; стремнины и водопады не снились ей даже в её лучшие годы.

Когда Борис скатился вслед за Феликсом в речку, то воды в ней оказалось всего по грудь.

Феликс в трусах, а Борис в рубашке и брюках стояли прямо друг против друга, и синие ручьи прямо текли по их шеям.

– Допрыгался… – сказал Борис.

Феликс молчал. Он чувствовал, что провинился.

Борис на четвереньках выбрался на скользкий берег и протянул руку Феликсу.

– Всё, – сказал Борис. – Привет… Прощайся с лагерем.

– Я хотел набрать земляники. Смотри, сколько её на том берегу.

Борис взглянул через реку и сплюнул синей слюной.

– Это ромашка, – сказал он кратко и начал раздеваться.

Одежда Бориса закрасилась неровно: в одних местах синий цвет лёг погуще, в других посветлее. Но зато тело, руки, ноги, шея стали цвета морской волны – такой радостной синей волны, какую можно встретить на детских рисунках.

Феликс выглядел не лучше или не хуже – кому как понравится.

Ни ругать Феликса, ни объяснять ему что-то Борису не хотелось. Он понимал, что скрыть купание не удастся, для этого потребовались бы новые руки и шеи для них обоих, а для Бориса ещё и новый костюм.

Борис выжал бельё и одежду, надел всё мокрое.

– Идём.

– Боря, а почему ты сказал: «Прощайся с лагерем»?

– Выгонят.

– А куда мы с тобой пойдём?

– Я домой. А ты не знаю куда.

– Я тоже домой – к Палычу.

Борис ничего не ответил. Разговаривать ему не хотелось.

Они шли по тропе вдоль Кулёмки. Сзади и немного сбоку от них похрустывали сучья, словно эхо шагов отражалось от леса. Борис остановился и придержал Феликса. Но эхо не умолкало. Невдалеке, за деревьями Борис заметил какое-то движение.

– Серый, – негромко сказал Борис, – а ну выходи, а то башку оторву.

Из-за дерева показался Серёга с автоматом. Он следил за братом у озера, бежал за ним по тропе, видел купание.

Он понимал, что сейчас с братом шутить не стоит.

– Чтобы через полчаса дома был, – приказал Борис. – Отцу ничего не говори.

– Борька, а я нарочно не прятался. Я тебе что-то сказать хочу.

– Я сказал – домой! – повысил голос Борис.

– Борька, за вами один дяденька следил.

Борис остановился.

– Сейчас?

– Не-а… вчера… за тобой следил и за Феликсом.

– За каким ещё Феликсом?

– А вон за ним, – кивнул головой Серёга.

– Откуда ты знаешь, как его зовут?

– А у меня ухи есть, – сказал Серёга.

– Вот я тебе сейчас их и оборву. Кто следил?

– Дяденька из парикмахерской. Хотел, чтобы я тебя увёл. Хотел с Феликсом поговорить. А сам сказал, будто шпион. Только он притворялся.

– Надо было вчера сказать.

– А я пока его догнал, вы ушли. А я есть захотел…

– Сгинь, – сказал Борис, и Серёга растворился в кустах.

– Боря, кто хотел со мной поговорить? – спросил Феликс.

– Есть тут один… Не знаю даже, зачем ты ему нужен. Теперь это не важно. Нас всё равно выгонят. Мне-то наплевать, а вот что с тобой делать… Говорили же на линейке – в реке не купаться. Полез…

– Я не купался, я хотел перейти на ту сторону.

– Какая разница, всё равно синий. Я-то отца не боюсь: он сам виноват…

Борис остановился. Неожиданная мысль пришла к нему при упоминании об отце.

– Феликс, кажется, я придумал! На обед мы всё равно опоздали… Давай сбежим сейчас в Кулёминск к нам домой. Отцу скажем, что ты свалился в воду нечаянно, а я бросился тебя спасать. Вот мы и закрасились. А виноват-то он! Его уже два раза штрафовали за речку. Я переоденусь, а он пускай отвезёт нас в баню. До ужина мы вернёмся.

– Я свалился не нечаянно, а пошёл за земляникой, – сказал Феликс.

– А сказать надо, что нечаянно.

– Но это будет неправда.

– Ты можешь молчать. Говорить буду я. И вообще, если родителям всегда правду говорить, то и жить невозможно.

– Боря, ты говоришь «отец», «родители»… А где мои родители?

– Чем больше будешь спрашивать, тем скорее их увидишь, – усмехнулся Борис. – Пока твои родители – Алексей Палыч и я.

– Я так и думал, – сказал Феликс. – Но говорить неправду я всё равно не буду.