Письмо Киселева ожидало адресата на серебряном подносе. Кроме вышеизложенного, оно содержало еще одну убийственную новость: “Не наведывался Милорадов в свое поместье, и Нины Аристарховны там никто не видел, – писал Данила Степанович. – Я хоть сам и не смог из столицы отлучиться, выяснил это совершенно точно, как и то, что не мог он по пути из Севастополя заехать ни в Москву, ни в Саратов. Слишком уж быстро очутился в Петербурге”. Сандро сложил письмо и спрятал его в карман. Не осталось ни единой ниточки, за которую можно было бы потянуть.
Брат Данилы Степановича что-то говорил, но Сандро его не слышал. Наконец до него с трудом дошло, что речь идет об еще одном письме, пришедшем нынешним утром.
Здесь же, на подносе, лежало и это послание, писанное незнакомой женской рукой, со старательно выведенными завитушками на буквах. Французский язык. Не Мара, не Антонела… Кто еще знает, что Алессандро Лоренцини можно найти в этом доме? Сандро сорвал печать, не присмотревшись к ней толком. Тотчас же на паркет упал сложенный вчетверо небольшой листок. Он прилагался к основному письму. Это напоминало любовные записки, которые маэстро некогда в изобилии получал от своих поклонниц. Год назад он не стал бы и наклоняться за подобной бумажкой.
Листочек представлял собой аккуратно вырезанную ножницами часть большого письма. Развернув его, Сандро остолбенел.
“Наденька, сестрица моя дорогая, - было написано рукой Нины, - не подумай, что я не пожелала остаться погостить, потому что тебе не сочувствую, нет, боль твою я разделяю, а вот со своей справиться не могу. Все говорят мне, что муж мой утонул, а я не верю, не могу поверить, ибо знаю, как только поверю – не смогу жить.
Пишу тебе и не знаю, получишь ли ты мое письмо. Я, по своей глупой наивности, доверилась человеку, у которого непонятно что на уме. Казалось, знаю его давно, а выяснилось, не знаю совсем. И не обидел меня будто бы Сергей Андреевич Милорадов, и в то же время всю жизнь мою сокрушил. Завлек лживыми посулами к себе в имение и оставил под надзором цербера своего ужасного, что зовется Марфой. Нет у меня ни гроша и взять денег негде, а до Петербурга сто пятьдесят верст, пешком не добежишь! И письма мои, что друзьям писала, остаются без ответа. Наденька, друг мой, нижайше прошу, коль получишь письмо мое, напиши в Геную, по моему прежнему адресу, господину Киселеву, что нуждаюсь я в помощи, а найти меня можно в Бояровке, что в Новгородской губернии, в восемнадцати верстах от Новгорода”.
Линчевские получили это письмо через день после того, как Сандро уехал из Киева.
- Боже, благослови Надин! - воскликнул он. - Нашлась Нина! – Сандро протянул вырезку Алексею Киселеву. – Благодарю вас за помощь и гостеприимство, но мне нужно немедленно ехать! Прошу, напишите вашему брату, он тоже должен об этом знать.
Но Данила Степанович узнал о существовании нового Милорадовского поместья гораздо раньше, чем пришло письмо его брата. Случилось это в доме Николая Авдеева, старого друга братьев Киселевых, при обстоятельствах весьма подобных тем, что не так давно позволили фон Моллеру разыскать Сандро. Правда, в отличие от Карла Ивановича, Киселеву помогло вовсе не любвеобильное сердце, а его медицинско-дипломатический опыт.
В ожидании ответа на свое прошение, Данила Степанович навестил господина Авдеева, который представил его своему свату, новгородскому помещику Савину. Тот сразу же вцепился в Киселева и не отходил от него ни на шаг, заставляя выслушивать бесконечные подробности из жизни своего семейства. Данила Степанович, хоть и не испытывал от того большой радости, но слушал, изображая интерес. Профессия врача обязывает, тем более, если ясно, что собеседнику не перед кем выговориться.
- Ах, Катенька-то Авдеева с Денисом моим, до чего же пара чудесная! – утирал слезу папаша, любуясь женихом и невестой. – Жаль, супруга моя Марья Ивановна не дожила до такого счастья. Мне бы еще дочь нашу, Лизу, пристроить, и можно на покой, к Марье Ивановне.
- Зачем же на покой, Илья Ильич, - утешал его Киселев, - еще внукам порадуетесь.
- Внукам? – удивился Савин. - Да что вы, мил человек! Катенька-то - Авдеевская, стало быть, и внуки их будут, так уж исстари ведется. А мне внуков только Лиза моя родить и может!
- Так выдавайте ее поскорей!
- А я уж и жениха ей присмотрел! – похвастал Илья Ильич. – Сосед у нас есть, Сергей Андреевич Милорадов, достойный человек, наследство, говорят, получил хорошее, имение купил, лучшее в округе. Приличнее супруга для Лизы не пожелаешь!
- Имею честь быть знакомым с Сергеем Андреевичем, - сказал Киселев. – Служили вместе по дипломатической части.
- Неужели? Как тесен мир! – обрадовался Савин.
- Правда, месяца три уж, как не виделись, но хотелось бы навестить коллегу. Я уж и писал ему. – Радушная улыбка Данилы Степановича могла бы ввести в заблуждение и человека более искушенного, чем старый, занятый исключительно собственными заботами провинциал. – Знаю, обитал он прежде в Павино под Новгородом, там и маменька его жила, с коей я был тоже в весьма дружеских отношениях.