Шенна

– Это самый необычный человек из всех, кого я знаю, – сказала Майре. – Много времени прошло, прежде чем я смогла понять, плохой он человек или хороший. В первый раз, когда увидала этот его взгляд, подумала, будто сам нечистый – стань между ним и нами Крестная Сила! – вселился в его сердце, так что лучше не встречать мне его на пути и не говорить ему ни слова. Но однажды вечером я шла домой из города, и, когда добралась до большой дороги, напала на меня слабость, и села я на камень у ограды. Сморил меня сон, а когда я проснулась, немощь прошла, но кругом была уже глухая ночь. Я вскочила и отправилась домой, и скажу тебе, что в ногах уж вовсе силы не было. Ночь стояла безлунная, с яркими звездами. И когда оставалось всего двадцать ярдов до перекрестка, повстречался мне у Булыжной дороги не кто иной, как Лунный Шон, вор и разбойник.

ШИЛА: А кто это такой, Пегь?

ПЕГЬ: Это злой дух, что нередко показывался в наших местах и убивал людей.

– Как увидала я его, – сказала Майре, – то сразу подумала, что мне конец. И тут я услышала, что идет за мною какой-то человек. Оглянулась через плечо – а это Шенна. Глаза пылают, а в руке у него нож с черной рукоятью. Прошел он мимо меня и двинулся прямо на призрака. Тут увидала я вспышку пламени, а сразу после – Шенну на том же месте, только он был один.

«Вот, Майре, – молвил Шенна. – Повезло тебе сегодня выбраться из беды. Приметил я, как ты идешь мимо, и удивился: что это заставило тебя бродить так поздно. Подался за тобою, потому как опасался этого места. А теперь пойдем, я отведу тебя домой».

У меня не было сил говорить, и я едва могла идти. Шенна не расставался со мной, покуда не привел к дверям моего отца. С того дня и до сегодняшнего ни один человек, ни молодой, ни старый, не слыхал от него ни слова об этом происшествии. Наутро, как говорят, нашли на перекрестке кучку студня размером с мой кулак, а в нее воткнут нож с черной рукоятью. И с тех пор не скажу, чтоб кто-нибудь встречал Лунного Шона в этих местах. Я подумала: на великое дело отважился Шенна, подвергая свою жизнь опасности ради меня. И почувствовала к нему большое уважение. Конечно, Шивон, и передать не могу, что было у меня на уме с этой ночи и до того самого дня, когда он пришел ко мне рассказать, будто есть у него перед Богом такое обязательство, чтобы не жениться. Я тогда рассудила, что, видно, этот обет и даровал ему победу над призраком. Наслышана я, будто люди, которые обещали себя Господу, способны побеждать нечистый дух. И как сказал он мне, что дал обет перед Богом вовек не жениться, то и я дала Богу такой же обет. И вот что, Шивон: едва я это пообещала, все, что только было плохого, тотчас же оставило мой разум. Ты сама видела, какой я была в тот день, когда попросила тебя кое-что для меня сделать. Вспоминаю сейчас об этом и думаю, что тогда была вроде как не в себе. Что бы там со мною ни стряслось, сейчас все это прошло без следа, слава Господу Всемогущему за это!

– Аминь, о Господь! – отвечала Шивон.

ШИЛА: А скажи-ка, Пегь, разве «Лунный Шон» – не смешное имя для призрака? Это потому, что он не виден, кроме как при лунном свете?

ПЕГЬ: Безлунная звездная ночь была, когда Майре Махонькая его увидала.

ШИЛА: Вот именно. А раз так, то зачем же его называть «Лунный Шон», если он появлялся даже тогда, когда луны вовсе не было?

ПЕГЬ: Сперва он был смертный человек, вор и разбойник. Тогда он как раз и выходил грабить по ночам при лунном свете. Звали его Шон, а прозвище ему дали «Лунный» за его грабежи. Он подкарауливал на Булыжной дороге людей – из тех, что шли по ней в поздний час. Наконец темной ночью на этой дороге он убил человека, а чуть погодя – еще одного. После родичи тех людей пришли и спрятались у дороги, а когда стемнело, кто-то из них вышел и притворился, что пьян. Шон тоже наблюдал. И когда увидел пьяного – как ему показалось, – выскочил на дорогу и напал на него. Тогда уж выпрыгнули и все остальные.

Так Лунного Шона и убили. А с тех пор часто встречали его дух на Булыжной дороге, и прозвание за тем призраком увязалось – Лунный Шон.

Глава тринадцатая

ШИЛА: Ну надо же, Пегь, здорово повела себя Майре Махонькая, нечего сказать!

ПЕГЬ: А что же она такого натворила, Шила?

ШИЛА: Обещала Шенне, что сохранит его тайну, – и не сохранила. Она выдала ее Шивон, а ведь у нее не было права раскрывать секрет никому. Она должна была хранить эту тайну так же, как священник хранит тайну того, что услышал на исповеди.

ПЕГЬ: Я думаю, Шила, что именно для блага Шенны она выложила этот секрет Шивон – чтобы у той было к нему больше уважения.

ШИЛА: Ну да, как же! Вовсе не для этого, а для своего собственного блага. Когда ум у нее прояснился, ей сразу стало стыдно, что она послала Шивон к Шенне просить того на ней жениться. Потому ей непременно надо было выложить все это Шивон, чтобы та ее ни в чем не винила.

ПЕГЬ: Что ж, Шила, если она поступила так ради этого, то и сам Шенна ее не упрекнул бы.