Я решил было, что Весельчак нарочно несет чепуху. Однако, похоже, он не шутил.
«Именно так. Этот Барат Альгарда весь состоит из контрастов».
– Он огромен. И уродлив. Не вижу контраста.
Если бы он лаял, как собака, и кусался, как собака, я говорил бы ему «фу!». Даже если бы он при этом играл на скрипке.
«Я в жизни еще не видел, чтобы в одном теле уживалось два человека».
В этом, возможно, что-то есть. Все мы в той или иной степени двулики, а Покойник заглянул под множество масок. Тем не менее он развлекался, заставляя меня выклянчивать подробности.
– А поконкретнее нельзя?
Его и без того чрезмерное эго раздулось, как жаба в брачный сезон.
«Барат Альгарда, выражаясь на твоем жаргоне, зациклен на одном предмете. Не намеренно, а в силу обстоятельств. Обстоятельства порой заставляют нас делать такой выбор, от которого мы в иной ситуации отвернулись бы».
Что-то во всем этом таилось, только что…
«Он служит Бегущей по ветру, Потоку яростного света».
– Это что-то новенькое.
«С целью поддержания вселенского равновесия сообщу, что и она о тебе ничего не слышала. И что еще печальнее, обо мне тоже. Пока. Все еще, возможно, изменится».
Мне снова показалось, что ему немного не по себе, хотя тон его не менялся.
«Бегущая по ветру недавно стала такой. И молода для своего положения. Такие, как она, редкость на Холме. И еще: он ее отец».
– Опаньки! Погоди-ка секундочку, Весельчак.
«Ты впервые понял все верно. Это необычная семья. Он не злобный человек. И не дурак. Он любит своих детей. И он готов на все, чтобы не дать их в обиду».
– Даже ломиться в мою дверь почти за полночь? Чтобы защитить их от того, кто о них и слыхом не слыхивал?
«И это тоже, а если бы ему удалось справиться с дверью, он не пожалел бы сил, чтобы причинить тебе телесный ущерб. Все это довольно сложно. Некоторые связи отсутствуют либо недоступны».
– Ты говорил о детях во множественном числе. Поскольку о Потоке яростного света, или как там ее, я не слышал, значит дело в ком-то другом. Я что, встречался уже с кем-либо из семьи Альгарда?
Я давно перестал удивляться тому, что мне хотят начистить репу люди, о которых я никогда не слышал.
«Он думает о ком-то по имени Кивенс. Только пробиться к этим мыслям трудно».
– Но ты ведь прорвешься?
«У него имеется защита. Вряд ли она выстроена с целью закрыться от меня. Да, пробьюсь».
Сильно сказано. Решительно. Он о себе высокого мнения. Но надо признать, горькая правда заключается в том, что мнение это обоснованно.
«Ты начинаешь умнеть. Не прошло и ста лет».
Я не стал высказываться вслух. Впрочем, это мало что меняло.
– Расскажи мне про этого бобика с двумя парнями в одном трупе.
«Он хочет, чтобы ты оставил его дочь в покое».
Если бы Умник не умер триста лет назад, он наверняка повалился бы и колотил по полу лапищами в досаде на мою непроходимую тупость.
– Хотел бы я понять, в чем дело.
Мне и впрямь очень и очень хотелось узнать причину этого ночного налета.
«Бегущая по ветру желает защитить сына, который на самом деле дочь, которую она всегда выдавала за сына».
– И как ты это выяснил?
Чем больше он объяснял, тем меньше я понимал. Да он и сам, казалось, был изрядно озадачен.
«Бегущей по ветру не удалось ввести в заблуждение отца».
Вообще-то, странности встречаются часто, а при моем роде занятий они становятся почти нормой. Но пожалуй, нет ничего более странного, чем простые люди.
«Да, это сложно, в особенности для стороннего наблюдателя. Барату Альгарде известно, что у его дочери есть дочь, а не сын, как она пытается утверждать. Подробности мне пока недоступны – защита у этого человека первоклассная. Она активна. Чем настойчивее я пытаюсь сквозь нее пробиться, тем тверже становится оболочка его мыслей. В общем, насколько я могу судить, ребенок Бегущей по ветру входит в состав Клики, а твоя работа на строительстве „Мира“ поставила этих детей под угрозу со стороны общественности, Гвардии и в особенности со стороны тех хищников с Холма, которым хотелось бы управлять гигантскими жуками. А еще больше – той магией, что требуется для их создания».
На то, чтобы совладать с органами речи, мне понадобилось время.
– Мне приходилось встречаться с вампирами и зомби, – произнес я наконец. – С единорогами-людоедами. Со сбрендившими богами. И еще сильнее сбрендившими монахами. Добавь к этому несколько полков профессиональных убийц и не менее профессиональных психов. Я ведь почти все время борюсь за выживание в обществе Тинни Тейт и Белинды Контагью. Но что происходит здесь – не понимаю. Какая-то совсем уж дикость.
«Все семьи со стороны кажутся странными. Однако одна черта объединяет даже самые дикие и неестественные семьи – всепоглощающее стремление оградить потомство от неприятностей. Возможно, в этом случае реакция родителя чрезмерна. Однако мотивации я прочесть пока не в состоянии».
Мысль эта прозвучала у меня в голове как-то удивленно и, я бы сказал, раздосадованно. Бо́льшая часть живых существ – все равно что открытая книга. Тайны свои они могут сохранить, только держась подальше от тех, кто их читает.