Шепчущий во тьме

А еще мгновение спустя я и сам невольно вскрикнул – как тогда, в пещере. Ибо здесь, в лачуге, вдали от каких бы то ни было подземных ходов, через которые из скальных недр могли вырваться неведомые газы и вызвать противоестественные метаморфозы, взглядам нашим предстали две каменные статуи. Они, как я сразу понял, вышли не из-под резца Артура Уиллера. У очага, в грубо сколоченном кресле, восседала человеческая фигура, привязанная к спинке длинным ремнем из сыромятной кожи. На дегенеративном каменном лице немолодого мужчины застыло выражение острого ужаса, приправленного звериной злобой.

На полу неподалеку от кресла покоилась в том же бездвижном состоянии женщина – изящная, молодая и, вне сомнений, на диво красивая при жизни. В ее чертах читалось некое сардоническое удовлетворение. У откинутой в сторону правой руки окаменевшей стояло большое жестяное ведро, слегка запачканное у дна неким темноватым осадком.

Мы ни на шаг не приблизились к этим неведомо отчего ставшим камнями телам и не стали обследовать помещение в надежде выяснить причину случившегося, ограничившись лишь самыми очевидными предположениями. Две «статуи» – это, конечно же, Вызлунь Дэн и его жена; причина их участи – вопрос все такой же спорный и темный. Оглядевшись, мы отметили, что развязка трагедии, похоже, наступила внезапно: хотя плотный слой пыли и покрывал все вокруг, домашняя утварь и остальные вещи были словно бы брошены в разгар обычных домашних дел.

Единственное объяснение этому царству загадки находилось на кухонном столе. В его центре, расчищенном от посуды будто с целью привлечения внимания, лежала тонкая мятая тетрадка, придавленная большой жестяной воронкой. Бен двинулся вперед и взял ее в руки: тетрадь оказалась дневником или, скорее, сводом датированных записей, сделанных весьма неумелой рукой – криво и неразборчиво. Самые первые слова приковали мое внимание, и не прошло и десяти секунд, как я, затаив дыхание, буквально «проглотил» прерывающийся текст, заглядывая через плечо Бена. По мере того, как мы читали дальше – перейдя при этом в соседнюю комнату, где атмосфера была не такой гнетущей, – многое тайное насчет статуй становилось для нас ужасающе явным… и мы трепетали во власти сложных эмоций.

Вот что мы прочли – и что позже прочел коронер. Публике в дешевых региональных газетенках была представлена в высшей степени сенсационно закрученная версия, но в ней содержалась лишь малая часть того подлинного кошмара, действительно потрясшего нас, когда мы познали разгадку тайны лачуги посреди диких холмов, где в гробовой тишине покоились две чудовищные каменные аномалии. Когда мы закончили чтение, Бен спрятал дневник в карман полубрезгливым жестом и промолвил после долгой тишины:

– Давай-ка уберемся отсюда.

Молчаливые, нервно оглядывавшиеся, мы прошли в переднюю часть дома, отперли дверь и начали долгий путь обратно в деревню. В последующие дни нам пришлось сделать много публичных заявлений и ответить на уйму вопросов… Не думаю, что мы с Беном когда-либо сможем избавиться от последствий этого мучительного опыта. Так же, как не смогут перестать ломать голову представители местных властей и городские репортеры, что стеклись сюда, – даже несмотря на то, что они изучили некую книгу и множество бумаг, найденных в коробках на чердаке, и обнаружили большой аппарат в самой глубокой части зловещей пещеры на склоне холма, вывезенный федералами из штата и впоследствии якобы уничтоженный.

ТЕКСТ ИЗ ТЕТРАДИ

5 ноября

Меня зовут Дэниел Моррис. Здесь меня называют Вызлунь Дэн, потому что я верю в Силы, в которые в наши дни больше никто не верит. Когда я поднимаюсь на Грозовой Холм, чтобы отпраздновать Ликование Лис, они думают, что я полоумен, – все, кроме деревенских дурней, которые меня боятся. Вечно пытаются помешать мне принести жертву Черной Козе в канун Дня Всех Святых и мешают совершать Великий Обряд открытия врат. Знали бы они только, что я – ван Каурен по материнской линии! Любой по эту сторону Гудзона расскажет боязливым шепотом, что сулят ван Каурены. Наш род тянется от Николаса ван Каурена – чернокнижника, который был повешен в Витгаарте в 1587 году за то, что заключил пакт с Черным человеком.

Солдаты, посланные сжечь его дом, так и не нашли «Книгу Эйбона». Его внук, Вильям ван Каурен, возил ее с собой повсюду – и в Ренсселарвик, где обосновался поначалу, и на другой берег реки – в Эзопус, куда перебрался позднее. В Кингстоне и в Харли вам любой скажет, что потомки Вильяма ван Каурена могут сделать с теми, кто мешается на их пути. Заодно можете поинтересоваться, успел ли мой дядя Хендрик прихватить с собой «Книгу Эйбона», когда был выдворен из города и с семьей перебрался в эти края, в верховье реки.