Мы поползли на четвереньках в зияющую пустоту пещеры – Бен впереди, а я следом, – охваченные тревожными предчувствиями. Лаз оказался узким – в диаметре меньше трех футов, – однако дальше расширялся, образуя сырую сумеречную камеру, пол которой был усыпан щебнем и детритом. Какое-то время мы могли разглядеть очень мало, но когда поднялись на ноги и напрягли зрение, то впереди начали медленно различать лежащую в темноте фигуру. Бен нащупал свой фонарик, но на мгновение заколебался, прежде чем направить на нее луч света. Мы почти уже не сомневались, что прежде этот стылый кусок камня был живым, дышащим человеком, и эта идея нервировала нас обоих.
Когда фонарик Бена наконец осветил лежащую фигуру, мы увидели, что окаменевший мужчина покоится на боку, спиной к нам. Он был явно из того же материала, что и собака снаружи, но на нем были заплесневелые остатки простого спортивного костюма, не превратившиеся в твердую породу. Ожидаемого потрясения мы поначалу не испытали и вполне спокойно прошли к предмету, чтобы осмотреть его; оно ждало нас позже, когда Бен обошел тело и направил свет фонарика в каменное лицо. Его крик был вполне простителен, и я не мог не повторить его, когда подскочил к нему и разделил зрелище – в котором не было ничего отвратительного или хотя бы пугающего. То был просто вопрос узнавания – ибо, вне всяких сомнений, холодная каменная фигура с испуганным и огорченным выражением лица когда-то была нашим старым знакомым Артуром Уиллером.
Испуг заставил нас выползти из пещеры и спуститься по запутанному склону туда, откуда мы не могли видеть зловещего каменного пса. Мы не знали, что и думать, наши умы были переполнены догадками и опасениями. Бен, который хорошо знал Уиллера, был особенно расстроен – возможно, поэтому, ища про себя намек на виноватого в случившемся, первым высказал мысль о том, что Вызлунь Дэн как-то замешан во всем этом деле. Хотя, конечно, еще раньше ее озвучил старый горец Сэм Пул.
Но оставался, конечно, вопрос объяснения самого феномена. Какого же рода влияние могло преобразить живую материю в камень за столь короткое время, мы понять не могли. Как известно, обычное окаменение – медленный процесс химического замещения, требующий долгих веков. Однако в нашем случае два куска твердой породы – как минимум один, если рассматривать лишь Уиллера, ведь о собаке мы ничего не знали – еще несколько недель назад являлись существами из плоти и крови.
Гадать попусту было ни к чему; очевидно, оставалось только уведомить власти и позволить им распутать дело в меру своих умений. И все же Бен не мог отделаться от мысли, что Вызлуня Дэна стоит расспросить в частном порядке. Когда мы пробились обратно к дороге, Бен не повернул в сторону деревни, а посмотрел вверх: туда, где, по словам старого Сэма, находилась лачуга Дэна. Это был второй дом в деревне – слева от ее главной дороги, – упрятанный в густой роще низкорослых дубов. Не успел я опомниться, как Бен потащил меня вверх по песчаному тракту мимо грязных ферм, в дебри глуши.
Я не стал протестовать, но испытывал определенное чувство нараставшей угрозы по мере того, как знакомых признаков сельского хозяйства и цивилизации становилось все меньше и меньше. Наконец слева от нас открылось начало узкой, заброшенной тропинки, а за хилой порослью полумертвых деревьев показалась остроконечная крыша примитивной, некрашеной постройки. Если это и был дом Вызлуня Дэна, то удивительно, что утонченный Уиллер выбрал столь непривлекательное место для постоя. Я боялся идти по этой заросшей сорняками, негостеприимной тропинке, но не мог и отстать, когда Бен решительно прошел вперед и энергично затарабанил в шаткую, заплесневелую дверь.
Ответа на стук не последовало, и что-то в его эхе нагоняло оторопь – во всяком случае, на меня. Бен, однако, был совершенно невозмутим. Он обошел лачугу в поисках незапертого окна, и третье по счету, в задней части мрачного жилища, оказалось возможным открыть. Уперевшись руками в подоконник, Бен оттолкнулся от земли, резво подпрыгнул – и пролез внутрь, а затем помог взобраться и мне.
Комната, где мы очутились, была полна блоков известняка и гранита. Тут же лежали сложенными инструменты для долбления и формования. Почему опустела эта мастерская Уиллера, было ясно, но до сих пор и в остальном доме не ощущалось признаков жизни и внутри витал не самый приятный, пыльно-затхлый дух. Дверь слева от нас стояла открытой – очевидно, она вела в кухню, потому что, как мы заметили еще прежде, в той стороне дома над крышей торчала труба. Бен шагнул через порог – он был решительно настроен отыскать все, что могло иметь отношение к его злосчастному товарищу. Он опережал меня на несколько шагов, и потому я не сразу увидел, отчего он вдруг встал как вкопанный и испустил приглушенный вскрик.