Шепот пепла

С каждым ударом сердца сохранять в груди жизнь становилось сложнее. Она рвалась наружу вереницей пузырей, и Нико терпел из последних сил. Весь он стремился к поверхности. Туда, где лучи превращались в золотые струи. Мельтешили стаи мальков, похожие на клубы мошек. Ветер качал водяные лилии, а с ними и все кружево русалочьего леса приходило в движение. Стебли в росинках воздуха напоминали стволы, увенчанные мозаикой желтых, зеленых и красных листьев. Пропитанные светом, они сияли подобно стеклу витражей.

Нико не мог поднять голову и полюбоваться игрой теплых оттенков. Перед ним в мутной голубизне открывалась картина куда более мрачная, навевающая мысли о смерти. Утонувший город раскидал кругом замшелые руины. Терялись в сумраке уходящие в глубину ступени. Останки стен и колонн, облепленные водорослями, казались чудищами с сотнями лап. Зонтики мраморных крыш лежали возле площади, как сбитые поганки.

Прошло уже двести счетов, а дух Маруи не торопился покидать статую. Нико, не моргая, всматривался в грубые черты каменного исполина и увещевал его поделиться частью силы.

Тело — смола. Застыло от холода, закоченело. Волосы мерно колыхались в невидимых потоках. И только разум кипел, бушевал, борясь сам с собой. Нико выпустил порцию воздуха, обманув легкие. Первым порывом было схватиться за нож и срезать пояс. Но юноша не шелохнулся. Испуганные пузырями рыбы отпрянули. Их серебристые овалы мелькали туда-сюда, вплетались в сети водорослей, прятались в щелях между валунами. Нико ждал, но в ответ лишь глухая неподвижность. Грудь спирало, и он выпустил еще одну порцию. Явно больше, чем хотел. Страх обвил сердце ледяной змеей. Чуть дрогнули пальцы. Нико терпел.

Наконец, ему померещился белый силуэт за аркой. От волнения юноша выдохнул все, что оставалось, и начал захлебываться. Пальцы судорожно нащупали нож на поясе. Проклятье! Лезвие было настолько тупым, что не могло срезать даже нити, на которых висели мешки. Нико взялся отрывать их руками. Он замешкался. Остатки сил бесполезно растворялись в воде.

Нико встал и оттолкнулся от постамента. Последним судорожным рывком попытался всплыть, но не вышло. Вместо духа прималя юноша впустил в себя воду. Он медленно падал на замшелое мощение, а наверху переливались медовыми отсветами листья кувшинок. С губ срывались последние пузырьки. Это было так глупо, так нелепо, что верить не хотелось. Призрачный силуэт оказался всего лишь солнечным лучом, скользнувшим по укутанной мраком статуе.

В это время наставник Нико ушел уже достаточно далеко, прихватив одежонку и все деньги незадачливого ученика. Он много лет притворялся прималем, но столь остроумную штуку проделал впервые. Настоящее мастерство — умудриться так разыграть глупого парнишку. И ведь, главное, без убытков! Лжепрималь ни на шаг не сошел с намеченной дороги, не получил ни единого синяка, не испортил кровью справную одежонку юнца. Даже снимать ее самому не пришлось. Хороший улов. И всего-то за старый ремень с поломанной пряжкой, да тупой нож.

Глава 20 Путь призраков

Догадка пятая: каждый порченый — есть сосуд, в котором хранятся все забытые чувства. Самое выпуклое обозначает Цель и определяет дар. Остальные не так заметны. Власть их над разумом слаба. Однако, они есть. Я убеждался не раз: в мгновениях переломных взгляд порченых обращается в сторону правды, совести, боязни причинить боль. При том даже, что выбор этот может сулить человеку с Целью большую беду. Мы живем себе в убыток, и в этом наша главная убогость. Но почему я не стыжусь? Отчего нет во мне раздражения? Какая причина заставляет меня думать, что так и должно быть?

(Из книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)

(Материк Намул, Царство Семи Гор, г. Папария. 12-й трид, 1019 г. от р. ч. с.)

— Спою, станцую голышом, сочиню балладу для твоих усиков, — предложил Косичка.

— Опять денег нет, — мрачно подытожил Гвен.

— А когда я к тебе с деньгами заявлялся?

Липкуд вонял невыносимо. Хозяин поморщился, вынул засаленный, терпко надушенный платок и дышал через него.

Косичка улыбнулся, обнажив крупные желтые зубы. Передний был сколот наполовину.