Шепот пепла

Люди неосознанно ищут это, но не в порченых и не друг в друге. Эфемерная, едва уловимая потребность в добродетелях существует и по сей день. Искусство – вот что позволяет на время обрести сопереживание, не жертвуя эгоизмом и не становясь должником совести. Искусство как хорошее вино. Оно пьянит и открывает в человеке нечто глубинное, тщательно спрятанное ото всех. Наблюдая за выдуманными персонажами, зритель радуется, хохочет и плачет в полную силу, а потом возвращается в реальный мир, не страдая от похмелья.

Казалось бы, как могут люди чувствовать то, что непонятно и чуждо им? Почему проникаются искусством? Для чего тянутся к нему? Неужели этого требует заключенное в них прошлое? Со временем я понял, какое чудо позволяет на время изменить сознание сетеррийцев. Это дар великих артистов. Они заставляют проникнуться действом до такой степени, что зрители будто сами становятся героями истории. И тогда им обидна жестокость и отвратительна ложь. И тогда они сопереживают несчастьям и ненавидят злодеев. И тогда, пусть на короткий миг, они становятся человечными.

(Из черновиков книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)

* * *

Материк Намул, Царство Семи Гор, г. Эль-Рю

13-й трид 1019 г. от р. ч. с.

Липкуду опять снился курчавый иноземец и преследовало чувство, что сон это непростой и им еще придется когда-то встретиться.

– О-ох, – простонал Косичка, с трудом отрывая голову от подушки. – Ну и несет от меня. Как будто кошки во рту ночевали. Воды-ы…

Кто-то подошел к кровати и, прежде чем певун сообразил, шлепнул его по гудящему затылку.

– А-ай! – скорчился Липкуд, подскакивая. – Элла! Чего руками машешь с утра пораньше? Жить надоело?

– Т-тебя еще больше бить н-надо, – сурово сказала Элла, протягивая кувшин.

Липкуд хищно вцепился в него и выдул больше половины. Утерся рукавом, огляделся осоловело и чуть не упал с кровати. Комната была роскошная. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется в подобном месте. Огромные окна с паутиной ажурных решеток и витражными навершиями. Богатый тюль с серебряной бахромой и вышивкой. Расписная тумба, а рядом розы в мраморной кадке. Зеркало в толстой золоченой раме, большой шкаф, камин, а перед ним пара мягких стульев.

– Не дайте мне проснуться! Это сколько же я вчера заработал?!

– М-мало, – нахмурилась Элла. – Но напиться и г-глупостей наделать тебе хва-атило.

Липкуд недоуменно пялился на порченую и думал, что в дорогой обстановке комнаты она выглядит совершенно нелепо. Косичка попытался вспомнить прошлый вечер, но не смог, зато Элла знала все в подробностях. Заикаясь от волнения, она красочно расписывала певуну вчерашний позор. Волосы на теле Косички вставали дыбом.

– Так прямо и ляпнул? – шепотом переспросил он. – Самому Боллиндерри?!

– Т-так и ляпнул. Б-боллиндерри очень т-тобой заинтересовался. Он велел везти нас в Т-театр тысячи огней и оп-платил нам хорошую комнату. Т-теперь уже весь город знает п-про спор. До выступления мы тут как в т-тюрьме.

Липкуд запустил пальцы в волосы, сердце ухнуло в пятки.