Шерли

Каролина и Шерли вскоре очутились в самой гуще народа, причем первая освоилась очень быстро. Вместо того чтобы тихо сидеть в дальнем углу, она расхаживала по комнатам, разговаривала с гостями и улыбалась; дважды даже заговорила первой, не дожидаясь, пока к ней обратятся, – в общем, совершенно преобразилась. Подобной перемене она была обязана присутствию Шерли и ее уверенным манерам. Мисс Килдар ничуть не робела на людях и не избегала общения с ними. Любые человеческие существа, будь то мужчины, женщины или дети, которые не проявляли неучтивости и грубости по отношению к ней, удостаивались теплого приема – кто-то в большей, кто-то в меньшей степени, – но в целом можно заметить, что, пока человек не доказывал обратного, Шерли считала его хорошим и ценным знакомством и вела себя соответственно. Благодаря подобному убеждению она стала всеобщей любимицей, ведь оно лишало ее шутки язвительности и делало приятной собеседницей, ничуть, впрочем, не умаляя ценности истинной дружбы, связывающей Шерли с теми, кто был ей действительно близок. Настоящей подругой ей стала мисс Хелстоун, которую она выбрала умом и сердцем, а всяким мисс Пирсон, Сайкс, Уинн и прочим доставались лишь ее добродушие и любезное обхождение.

Шерли сидела на диване в окружении многочисленных гостей, и тут в комнату вошел Донн. Она уже успела забыть, как сильно он вывел ее из себя на днях, поэтому кивнула и добродушно улыбнулась. И тогда он показал характер. Донн не знал ни как отклонить приветствие с достоинством оскорбленной гордости, ни как принять его с искренностью того, кто готов забыть и простить. Суровая отповедь наследницы не заставила его устыдиться, и он вовсе не испытывал этого чувства при встрече со своей обидчицей. Донн не настолько погряз во грехе, чтобы открыто проявлять враждебность, поэтому просто проследовал мимо с глупым видом, сердито насупившись. О примирении не могло идти и речи, а пыл негодования был чужд его ленивой натуре, которую не растормошило бы и большее унижение.

– Не следовало устраивать ему сцену, – шепнула Шерли Каролине. – Я сваляла дурака. Отчитывать бедняжку Донна за его глупенькие нападки на Йоркшир все равно что гонять комарика, пытающегося прокусить шкуру носорога. Будь я джентльменом, наверняка помогла бы ему покинуть мой кров, прибегнув к физической силе. Теперь я рада, что ограничилась отповедью. Пусть ко мне даже не суется! Терпеть его не могу. Даже потешаться над ним скучно. Вот Мэлоун интереснее!

Похоже, Мэлоун решил подтвердить оказанное ему предпочтение: едва Шерли успела закончить фразу, к ним подошел Питер Огаст при полном параде, в перчатках, надушенный и напомаженный, с огромным букетом распустившихся махровых роз. Он вручил их наследнице с таким изяществом, что ни один карандаш не способен запечатлеть его должным образом. И кто бы теперь посмел утверждать, будто Питер не умеет ухаживать за дамами? Он собственноручно собрал цветы и вручил их, возложил на алтарь любви, точнее Мамоны, свои нежные чувства. Геркулес за прялкой лишь бледное подобие Питера с букетом! Вероятно, он так и думал, потому что откровенно удивлялся сам себе. Мэлоун отступил без единого слова и пошел прочь, самодовольно усмехаясь, потом внезапно замер и обернулся, словно желая убедиться в реальности происходящего. Да, на лиловом шелку действительно лежат шесть пышных красных розанов, а белоснежная ручка, унизанная золотыми кольцами, небрежно придерживает подношение, склонив и пряча смеющееся личико в длинных локонах. Питер заметил смех, он не мог ошибиться! Над ним жестоко посмеялись, его галантность, рыцарский подвиг стали поводом для острот девицы даже двух девиц – ведь мисс Хелстоун тоже заулыбалась. Более того, он понял, что ловкий маневр разгадан, и помрачнел как туча. Когда Шерли подняла голову, то встретилась с его свирепым взглядом. Что ж, по крайней мере у Мэлоуна хватило пороху ненавидеть.

– О, Питер действительно стоит того, чтобы закатить ему сцену, и когда-нибудь он непременно ее получит, – шепнула Шерли подруге.