Шерли

– «Потому что, – сказала Шерли, – если я не сделаю завещания и умру раньше тебя, Генри, мое состояние достанется тебе одному, а мне бы этого не хотелось, хотя твой отец был бы очень доволен. Но ведь ты, – продолжила она, – и так получишь отцовское поместье, а оно очень велико, больше Филдхеда. Сестрам же твоим ничего не достанется, вот я и завещала им немного денег, хотя люблю их меньше, чем тебя. Обе они и пряди твоих волос не стоят». Она так сказала, назвала меня милым и разрешила ее поцеловать. Потом добавила, что еще отписала некоторую сумму Каролине Хелстоун, а мне завещала этот дом со всей обстановкой и книгами, потому что не хочет, чтобы старое фамильное поместье досталось чужакам. Остальное свое состояние, около двенадцати тысяч фунтов за исключением денег, причитающихся моим сестрам и мисс Хелстоун, Шерли оставила не мне, потому что я и так вполне обеспечен, а одному хорошему человеку, который сумеет распорядиться наследством лучшим образом. Шерли объяснила, что этот человек добр и смел, силен и благороден, и, хотя не отличается религиозностью, в сердце своем глубоко и искренне верует в Бога, и ей это известно. Он несет дух любви и умиротворения, утешает сирот и вдов, и душа его чиста от мирских искушений. Затем Шерли спросила: «Ты одобряешь мое решение, Генри?» Я ничего не ответил, потому что меня душили слезы, вот как сейчас…

Мистер Мур дал ученику несколько минут, чтобы тот совладал с эмоциями, а потом спросил:

– Что еще она сказала?

– После того как я дал понять, что полностью согласен с ее распоряжениями, Шерли назвала меня великодушным мальчиком и сказала, что гордится мной. «Теперь, – добавила она, – если со мной что-нибудь случится, ты знаешь, как ответить людской злобе, когда она начнет нашептывать, будто Шерли обошлась с тобой несправедливо, что она тебя не любила. Теперь ты знаешь, Генри, что я люблю тебя, люблю больше, чем родные сестры, ты мое сокровище!» Ах, мистер Мур, когда я вспоминаю ее голос, взгляд, мое сердце стучит так, словно вот-вот разорвется. Может, Шерли и попадет на небеса раньше меня – если так будет угодно Богу, ей придется покориться, – но я последую за ней, и вся моя жизнь (а она будет недолгой, и сейчас меня это радует) станет прямой и быстрой дорогой к смерти. Я-то считал, что упокоюсь в склепе Килдаров раньше Шерли, но если случится иначе – положите меня рядом с ней!

Мур ответил ему взвешенно и спокойно, и его слова странно контрастировали со взволнованной речью мальчика:

– Вы оба не правы, и только вредите друг другу. Когда тени мрачного ужаса падают на юность, той кажется, будто солнце никогда больше не засияет, и первое горе продлится всю жизнь. Что еще сказала Шерли?

– Мы уладили кое-какие семейные дела.

– Я бы хотел знать, какие именно.

– Но, мистер Мур, вы улыбаетесь! Я бы не смог улыбаться, видя, в каком состоянии Шерли…

– Мальчик мой, я не так романтичен, чувствителен или неопытен, как ты. Я вижу суть вещей, а ты пока нет. Давай расскажи мне о ваших семейных делах.

– Шерли спросила меня, кем я себя считаю, Симпсоном или Килдаром. Я ответил, что я Килдар до мозга костей и до последней капли крови. Она была очень довольна, потому что, кроме нас с ней, в Англии больше не осталось Килдаров. И тогда мы кое о чем договорились.

– О чем же?

– Если я доживу до того, что унаследую поместье отца и ее дом, то приму имя Килдар и поселюсь в Филдхеде. Я пообещал, сэр, что стану Генри Шерли Килдаром, и сдержу слово. Ее имя и поместье существуют не один век, а Симпсоны и Симпсон-Гроув появились только вчера.

– Ну, хватит! Никто из вас пока не отправляется на Небеса. Я всей душой надеюсь, что вас обоих с вашими высокими стремлениями ждет лучшее будущее, ведь вы еще неоперившиеся орлята! А теперь скажи мне, что ты сам об этом думаешь.

– Шерли считает, что скоро умрет.

– Она упоминала о своем здоровье?

– Ни разу! Но, уверяю вас, Шерли чахнет с каждым днем: руки у нее стали совсем тоненькие, и щеки ввалились.

– Может, она жаловалась на здоровье твоей матери и сестрам?

– Никогда! И всякий раз, когда они ее спрашивают, она лишь смеется. Мистер Мур, Шерли – странное создание, вся прелестная и женственная, в ней нет ничего от мужеподобных амазонок, и все же она гордо отвергает любую помощь или участие.

– Ты знаешь, где она сейчас, Генри? Дома или опять отправилась на конную прогулку?

– Наверняка дома, сэр, ведь сейчас дождь льет как из ведра.

– Наверное, ты прав. Впрочем, возможно, что она сейчас скачет где-нибудь за Рашеджем, в последнее время никакое ненастье ей не помеха.