Шерли

Справедливости ради следует отметить, что свой план Каролина исполняла добросовестно и упорно. Сначала ей пришлось непросто, потом тоже легче не стало, зато план помог ей справиться с душевной болью, заставил не бездельничать и не предаваться печали. Порой унылая жизнь Каролины озарялась вспышками радости, когда добрые дела и помощь другим людям затмевали собственные страдания.

И все же я должна сказать правду. Эти усилия не принесли ни здоровья телу, ни покоя духу Каролины. Она растрачивала себя по пустякам, становилась грустнее и бледнее, а память неустанно повторяла имя Роберта Мура; плач о минувшем звенел в ее ушах, порой переходя в тоскливый вопль; разбитое сердце ныло в груди – в общем, она чахла и чувствовала себя совершенно беспомощной. Зима теснила цветущую весну юности Каролины, земли души ее овевали ледяные ветры, сковывая холодом и погружая в пучину безвременья сокровища духа.

Глава 11. Филдхед

Однако Каролина не собиралась сдаваться. В сердце ее дремала врожденная сила, которую она не преминула призвать. Одиночество, отсутствие свидетелей, советчиков и утешителей заставляет людей бороться до последнего, не рассчитывая ни на поддержку, ни на жалость других.

Именно в подобных обстоятельствах и очутилась мисс Хелстоун. Страдания были ее единственным стимулом, ощутимым и острым, пробуждавшим в ней моральные силы. Настроившись на победу над душевной болью, она постаралась сделать все от себя зависящее, чтобы одолеть ее. Никогда прежде Каролина не развивала столь кипучую деятельность ни в работе, ни в учебе. Она часами гуляла при любой погоде, в одиночестве преодолевая большие расстояния. День за днем возвращалась домой вечером бледная и измученная, и все же недостаточно уставшая: едва сбросив шаль и шляпку, вместо отдыха принималась метаться по своей комнатке. Иногда Каролина не садилась до тех пор, пока буквально не падала с ног. Все это делалось для того, чтобы спокойно спать по ночам, однако, увы, не помогало: она ворочалась в постели или сидела у изголовья кровати в темноте, словно позабыв о необходимости отдыха. Часто бедняжка плакала от нестерпимой безысходности, не в силах бороться дальше и становясь беспомощной как дитя.

В такие моменты Каролину терзали искусы. Измученное сердце внушало ей написать Роберту и рассказать, как она несчастна из-за разлуки с ним и Гортензией, как ей страшно, что он лишит ее своей дружбы (не любви) и совсем позабудет свою кузину, и слезно молить, чтобы он вспоминал о ней хотя бы иногда и писал ей письма. Пару подобных посланий Каролина даже записала, но так и не отправила из чувства стыда и благодаря остаткам здравого смысла.

Вскоре Каролина поняла, что продолжаться так больше не может и нужно менять свою жизнь, иначе сердце и разум не выдержат. Ей отчаянно хотелось покинуть Брайрфилд и уехать куда-нибудь подальше. И еще в глубине души она надеялась найти свою мать, хотя отчасти и страшилась этого: вдруг та не сможет ее полюбить, когда узнает поближе? Достойный повод для колебаний и опасений. Дядюшка отзывался о невестке со скрытой неприязнью. Старая служанка, недолго жившая при миссис Джеймс Хелстоун в начале ее замужества, всегда говорила о бывшей хозяйке весьма сдержанно, порой называя странной и добавляя, что никогда ее не понимала. На сердце дочери эти суждения действовали как ледяной душ и заставляли усомниться в том, что она сможет полюбить такую мать.

У Каролины имелся еще один план, чье исполнение наверняка принесло бы облегчение: стать гувернанткой, если уж больше она ни на что не способна. К этому ее подвел один случай, придавший ей смелости для разговора с дядюшкой.

Длинные поздние прогулки Каролины проходили, как я уже заметила, в местах уединенных, но где бы ни бродила – будь то пустошь под Стилбро или солнечные луга Наннели, – домой она неизменно возвращалась через лощину. Вниз спускалась редко, зато наведывалась в сумерках к краю ущелья с тем же постоянством, с каким над вершинами холмов появлялись звезды. Каролина усаживалась на приступок возле изгороди под кустом старого боярышника и смотрела на дом у лощины, на фабрику, на свежую зелень сада, на спокойные глубокие воды пруда у плотины. Также отсюда было видно знакомое окно в конторе, в котором в определенный час вспыхивал неожиданно яркий свет. Ради этого света Каролина и приходила сюда в любую погоду: в ясные ночи лампа горела ярко, в дождливые – едва мерцала в пелене дождя.