Шерли

– Ни у мужчины, ни у женщины, ни у старых, ни у молодых, а у босоногого мальчишки-ирландца, пришедшего к моим дверям за милостыней, у мышки, что живет в щели за деревянной панелью, у птички за моим окном, что прилетает за крошками в мороз и снег, у пса, что лижет мне руки и сидит у моих ног.

– Тебе случалось встретить хоть одного человека, который был бы добр к этим существам?

– А тебе случалось встретить хоть одного человека, к которому они бы льнули?

– У нас живут черная кошка и старый пес. Я знаю того, на чьих коленях кошка любит сидеть, на чье плечо любит залезать и мурлыкать песенки. Старый пес выбирается из конуры, машет хвостом и радостно поскуливает, когда он проходит мимо.

– И что этот человек делает?

– Поглаживает кошку и разрешает ей лежать у него на коленях, а если ему нужно встать, осторожно опускает ее на пол и никогда не стряхивает с себя. Псу он всегда свистит и ласково треплет его.

– Неужели? Этот человек, случайно, не Роберт?

– Конечно, Роберт!

– Красивый мужчина! – воскликнула Шерли, сверкнув глазами.

– Он действительно красив! У него ясные глаза и правильные, благородные черты!

– Все это так, Каролина. Он хорош собой, и человек прекрасный.

– Я знала, что ты его оценишь! Едва встретив тебя, я сразу это поняла.

– Еще до знакомства с Робертом я была расположена в его пользу. При первой встрече он мне понравился, теперь же я им восхищаюсь. Красоте присуще некое обаяние, Каролина; если же она сочетается с благородством души, то сила обаяния возрастает многократно.

– Добавь к этому еще и ум, Шерли!

– Кто в силах противиться такому обаянию?

– Вспомни моего дядюшку, мадам Прайер, миссис Йорк и мисс Манн!

– Вспомни еще про кваканье лягушек в Египте! Роберт – человек благородный. Говорю тебе: если мужчина благороден духом, то он повелитель мироздания, сын Бога. Мужчины созданы по образу и подобию Божьему, и даже искорка Духа Его возвышает их над всеми смертными! Бесспорно, великий, добрый, красивый мужчина – венец творения!

– То есть он стоит выше нас, женщин?

– Оспаривать у мужчин господство над миром я считаю ниже своего достоинства! Разве моя левая рука станет бороться за первенство с правой? Разве мои жилы должны завидовать крови, которая по ним течет?

– Шерли, отчего же тогда так ужасно ссорятся мужчины и женщины, мужья и жены?

– Бедняги! Ничтожные, грешные, опустившиеся создания! Ведь Бог сотворил их для иной доли, иных чувств.

– Так равны женщины мужчинам или нет?

– Ничто не может сравниться с тем удовольствием, которое я получаю при встрече с мужчиной, превосходящим меня во всех отношениях!

– Тебе такие уже попадались?

– Надеюсь, когда-нибудь это произойдет. Чем выше, тем лучше! Глядя на человека сверху вниз, и сам опускаешься до его уровня, поэтому смотреть нужно снизу вверх. Тревожит меня вот что: всякий раз, когда готова преклоняться с благоговением, я обнаруживаю перед собой ложного бога, недостойного моего почитания. Быть язычницей я не собираюсь!

– Шерли, может, зайдешь? Мы уже у ворот моего дома.

– Не сегодня. Я зайду за тобой завтра, и мы отправимся ко мне на весь вечер. Каролина Хелстоун, если ты действительно та, кем кажешься, то мы поладим! Мне в жизни не доводилось беседовать ни с одной девушкой так, как мы разговаривали с тобой сегодня утром. Поцелуй же меня на прощание!

Похоже, миссис Прайер также намеревалась поддерживать знакомство с Каролиной. Обычно она не выходила никуда, однако вскоре сама наведалась в дом священника с визитом. Хозяина дома не было; день выдался душный, от прогулки под жарким солнцем гостья раскраснелась, вдобавок ее изрядно взволновала незнакомая обстановка – видимо, она привыкла к уединению и узкому кругу общения. Мисс Хелстоун обнаружила ее в столовой на диване, дрожащую от волнения и нервно обмахивающуюся платком; судя по виду гостьи, она была на грани истерики.

Каролина поразилась как отсутствию выдержки у дамы не столь уж юных лет, так и ее неожиданной немощи в сочетании с цветущим видом, поскольку миссис Прайер поспешно списала свое временное недомогание на усталость от прогулки, полуденный зной и прочие мелкие неудобства. Гостья как заведенная снова и снова бормотала оправдания, пока Каролина помогала ей освободиться от шали и шляпки. Подобных знаков внимания миссис Прайер не потерпела бы почти ни от кого. Как правило, она избегала чужих прикосновений и старалась никого к себе не подпускать, смущенно-негодующе шарахаясь от любых посягательств, что отнюдь не льстило тем, кто пытался оказать ей любезность. Однако кротким ручкам мисс Хелстоун покорилась сразу и даже не смягчилась. Вскоре гостья перестала дрожать и успокоилась.

Вновь обретя присутствие духа, миссис Прайер заговорила на общие темы. В многочисленной компании она редко открывала рот, а если ее вынуждали ответить, делала это сдержанно и неловко, зато в общении вдвоем становилась прекрасной собеседницей. Речь ее, хотя и немного церемонная, отличалась удачностью формулировок, суждения были справедливы, сведения разнообразны и точны. Каролина слушала гостью с удовольствием.