Шерли

– Я спрашиваю: кто тебе это сказал? Неужели Мур?

– Почему ты думаешь, что я не в силах этого понять? Я и сама способна чувствовать и проводить аналогии! Мы с Муром никогда не обсуждали ни Купера, ни Руссо, ни любовь. Все, что мне нужно знать, мне поведал тот голос, который мы слышим в одиночестве.

– Тебе нравятся личности вроде Руссо, Каролина?

– Вовсе нет! Я им глубоко сочувствую и ценю их качества. Меня завораживает божественная искра в их глазах – она согревает и мою душу. В остальном же я их знать не желаю! Они – золотые колоссы на глиняных ногах, создания хрупкие и противоестественные, не вызывающие у меня ничего, кроме опаски и отвращения.

– Пожалуй, тебе следует быть более терпимой к Руссо. Сама ты кроткая и задумчивая, мужчины тебе нравятся серьезные и прагматичные. Кстати: наверное, ты скучаешь по своему кузену Роберту, ведь вы так давно не виделись.

– Да.

– А он по тебе?

– Вряд ли.

– Поверить не могу, – продолжила Шерли, которая в последнее время постоянно упоминала в разговоре Мура, – что ты ему безразлична, ведь он уделял тебе столько внимания, беседовал с тобой, учил тебя!

– Ему никогда до меня не было дела. Роберт приложил все усилия, чтобы доказать: он меня просто терпит.

Каролина давно решила не заблуждаться на счет отношения к ней кузена и теперь старалась вспоминать и говорить о нем пореже. У нее имелись причины сомневаться в удачном исходе своих надежд на будущее и поменьше оглядываться на счастливое прошлое.

– Тогда, конечно, – заметила мисс Килдар, – ты тоже его просто терпела?

– Шерли, мужчины и женщины – такие разные, они находятся в разных условиях! Женщины мало о чем заботятся в отличие от мужчин. Ты можешь считать его своим другом, в то время как почти ему безразлична. Многое из того, что наполняет твою жизнь радостью, зависит от него, в то время как ты ему ничуть не нравишься и даже не интересна. Роберт часто ездил в Лондон на неделю или на две. Пока он отсутствовал, мне его не хватало. В душе была пустота, Брайрфилд становился уже не тот. Разумеется, я продолжала заниматься своими делами и все же очень по нему скучала. Сидя в одиночестве по вечерам, испытывала странную уверенность, что, предложи мне какой-нибудь волшебник или дух подзорную трубу принца Али (помнишь принца Али из арабских сказок?), с помощью которой я смогла бы увидеть Роберта, узнать, где он находится и чем занят, с изумлением обнаружила бы, насколько широка пропасть между нами и какие мы разные. В то время как мои помыслы открыты ему всегда, свои мысли он тщательно от меня скрывает.

– Каролина, неужели тебе не хочется заняться каким-нибудь настоящим делом?

– Я мечтаю об этом постоянно! Размышляю о том, зачем пришла в этот мир. Мне не терпится найти дело, которому я смогу отдаться.

– Разве человек может быть счастлив одним трудом?

– Нет, но он причиняет нам массу страданий, которые помогают забыть о боли, терзающей сердце. Кроме того, успешный труд сам по себе награда, в то время как бессмысленное одинокое существование совершенно безотрадно.

– Говорят, тяжкий труд и ученые занятия делают женщину грубой и мужеподобной.

– Какая разница, красивы ли незамужние и те, кому не суждено выйти замуж никогда, есть ли у них вкус или нет? Вполне достаточно, если они выглядят прилично и одеваются аккуратно. Самое большее, чего можно требовать от старых дев, – не оскорблять взглядов мужчин, мимо которых они проходят на улице. Что же до их мрачности и затрапезного вида, то это никого не касается!

– Каролина, ты так рьяно их защищаешь, будто сама собираешься стать старой девой!

– Не исключено. Такова моя судьба. Я никогда не выйду ни за Мэлоуна, ни за Сайкса, а больше мне никто и не предложит!

Повисла долгая пауза. Ее нарушила Шерли, вновь произнеся имя того, кем была, казалось, буквально околдована.

– Лина… Кстати, Мур ведь называл тебя Линой?

– Да. На его родине это уменьшительное от Каролины.

– Так вот, Лина, ты помнишь, как я однажды заметила, что с одной стороны твои локоны короче, чем с другой, и ты сказала, что виноват в этом Роберт, срезавший у тебя прядь волос?

– Да.

– Если уж он к тебе совершенно равнодушен, как ты утверждаешь, зачем ему твоя прядка?

– Ну, не знаю… точнее, я сама виновата. Подобная чепуха в моем духе. Однажды он собрался надолго уехать в Лондон, и накануне отъезда я нашла в шкатулке для рукоделия его сестры прядь черных волос – короткий завиток. Гортензия объяснила, что это локон ее брата, на память. Роберт сидел возле стола. Я посмотрела на его густые волосы, вьющиеся на висках, и подумала, что от него не убудет. Мне захотелось иметь его локон, и я попросила. Он согласился при условии, что тоже получит прядь моих волос. Его подарок я храню, но сомневаюсь, что Роберт сохранил мой… Глупость, конечно, совершенная под влиянием порыва, о которой и вспоминать-то неприятно, – подобные моменты для чувства собственного достоинства как острый нож: сидишь потом в одиночестве и сама себе удивляешься.

– Каролина!