– Какая из меня предвестница удачи? Увы, я слишком слаба и ни на что не способна. Не буду говорить о том, что хочу быть всячески тебе полезной, потому как на деле доказать этого не смогу. Роберт, желаю тебе большого богатства и настоящего счастья!
– Разве ты когда-нибудь желала мне иного? Чего там Фанни застряла? Я же велел ей идти вперед. Ах да, вот уже и церковное кладбище. Полагаю, тут мы и расстанемся. Можно было бы посидеть на крылечке, если бы не служанка. Ночь чудная, по-летнему приятная и спокойная, и мне не хочется возвращаться в лощину!
– Роберт, нам же нельзя сидеть на крыльце именно сейчас!
Каролина сказала это потому, что Мур уже вел ее туда.
– Пожалуй, ты права. Вели Фанни идти в дом. Пусть скажет, что ты скоро придешь.
Часы пробили десять.
– Дядюшка сейчас спустится, чтобы сделать вечерний обход, – он всегда осматривает церковь и кладбище!
– Ну и ладно! Кроме Фанни, никто не знает, что я тут, а я с удовольствием спрячусь где-нибудь, чтобы избежать с ним встречи. Когда он выйдет на крыльцо, мы отправимся к восточному окну; когда он дойдет до северной стороны, мы перебежим к южной, а в крайнем случае, притаимся среди надгробий. Вон тот высокий памятник Уиннов даст нам вполне надежное убежище.
– Роберт, в каком ты сегодня прекрасном настроении. Уходи, беги скорее! – поспешно добавила Каролина. – Я слышу, как скрипит дверь…
– Не желаю уходить – наоборот, хочу остаться!
– Ты ведь знаешь, как рассердится дядюшка! Он запретил мне встречаться с тобой, потому что ты якобинец.
– Что за чушь!
– Иди же, Роберт, он уже близко! Я слышу кашель.
– Черт бы его побрал вместе с кашлем! До чего же мне хочется остаться!
– Ты ведь помнишь, что он устроил… – начала Каролина и поперхнулась словами «возлюбленному Фанни». Выговорить их она не могла, ведь это прозвучало бы так, будто она на что-то намекает, – мысль опасная и тревожная.
Мур отнесся к этому проще.
– Ее возлюбленному? Насколько я помню, он задал ему холодный душ из насоса. Полагаю, со мной обойдется так же, причем с огромным удовольствием. Я бы подразнил старого упрямца – разумеется, не в ущерб тебе. Как думаешь, он понимает различие между возлюбленным и кузеном?
– Ну что ты, ни в чем таком дядя тебя даже не заподозрит, да и ваша ссора произошла по причинам политическим. Тем не менее я не хочу, чтобы ваш разрыв усугубился, а нравом дядюшка крут… Он уже подходит к садовой калитке! Ради своего и моего блага, Роберт, уходи!
Словесную мольбу Каролина сопроводила не менее умоляющим жестом и взглядом. Мур обхватил ее стиснутые руки ладонями, пристально посмотрел на нее сверху вниз, сказал пожелал доброй ночи! и ушел.
Каролина кинулась к задней двери, догнав Фанни. На залитую лунным светом могилу легла тень широкополой шляпы. Из своего садика чинно вышел священник, заложив руки за спину, и зашагал по кладбищу. Мур едва не попался. В конце концов, ему пришлось и прятаться, и кружить вокруг церкви, и сгибаться в три погибели позади монумента Уиннов. Там он был вынужден выжидать десять минут, оперевшись коленом о землю и сняв шляпу. Темные глаза его сверкали, на губах играла усмешка. Священник тем временем стоял, любуясь звездами, и нюхал табак в трех футах от него.
У мистера Хелстоуна не возникло ни малейших подозрений. Обычно он мало что знал о перемещениях племянницы, поскольку не считал нужным их отслеживать, и даже не ведал, что ее не было дома весь день, воображая, будто она сидит над книгой или занимается рукоделием у себя в комнате, – где, собственно, Каролина сейчас и находится, хотя вовсе не придается своему мирному занятию, как полагает дядюшка, а стоит у окошка с учащенно бьющимся сердцем и ждет, когда он вернется и ее кузен сможет уйти. Наконец так и происходит: мистер Хелстоун возвращается в дом, Роберт размашисто шагает между могилами и перемахивает через ограду. Каролина сходит вниз к вечерней молитве.
Когда Каролина вернулась в свою комнатку, там ее ждали воспоминания о Роберте. Сон не шел, и она долго сидела у окна, глядя на старый сад и старинную церковь, на серые надгробия, залитые лунным светом. Каролина следила за шествием ночи по звездному пути, поэтому засиделась гораздо позднее того часа, когда «наполнив мир тревогой, часы пробили полночь строго»[68]. Душой она все еще находилась с Муром – сидела рядом, слышала его голос, ее ладонь покоилась в его горячей руке.
Когда били часы на церкви, раздавался посторонний шум, знакомая мышка (на этого незваного гостя Каролина ни за что не разрешала Фанни ставить мышеловку) гремела цепочкой медальона, колечком или другими безделушками на туалетном столике, пробравшись туда в поисках заботливо припасенного кусочка печенья, Каролина поднимала голову, на мгновение очнувшись от грез. В такие моменты она говорила вполголоса, словно оправдываясь перед невидимым наблюдателем: «Я вовсе не питаю любовных надежд, просто сижу и думаю, потому что мне не спится. И так ясно, что он женится на Шерли».