Шерли

Мур с надлежащей скромностью засвидетельствовал глубокое почтение миссис Прайер и посмотрел на Каролину, причем уже не в первый раз. Он склонился к ней, пожал руку и спросил, как она поживает. Мисс Хелстоун сидела спиной к окну, и лицо ее оставалось в тени. Спокойный, хотя и чуть приглушенный голос, неподвижная поза и мягкие сумерки надежно скрыли предательское волнение. Никто и не заметил, что она задрожала или покраснела, что сердце ее дрогнуло или у нее взыграли нервы, – в сдержанном приветствии Каролины не читалось ни следа душевного смятения. Мур занял свободное кресло рядом с ней, напротив мисс Килдар. Он расположился весьма удачно: близкое соседство избавило Каролину от пристального внимания, благодаря приглушенному свету она вскоре успокоилась, хотя сначала из-за неожиданного прихода Роберта едва не лишилась чувств.

Мур заговорил с мисс Килдар:

– Я посетил казармы и побеседовал с полковником Райдом. Он одобрил мои замыслы и пообещал помочь. К тому же предложил гораздо более значительное подкрепление, чем требуется, – мне хватило бы и полдюжины солдат. Слишком много красных мундиров ни к чему, ведь они нужны скорее для виду. В основном я полагаюсь на поддержку лиц гражданских.

– И на их капитана! – напомнила Шерли.

– Неужели на капитана Килдара? – улыбнулся Мур, не поднимая головы. Впрочем, насмешка прозвучала сдержанно и почтительно.

– Нет, на капитана Жерара Мура, который, по-моему, слишком полагается на доблесть своей правой руки.

– К тому же вооруженную конторской линейкой, – шутливо добавил Мур и продолжил серьезным тоном: – Вечерней почтой я получил ответ из министерства внутренних дел. Видимо, они также обеспокоены происходящим на севере страны, особо же осуждают малодушие и трусость владельцев фабрик. И тоже говорят, что при создавшихся обстоятельствах бездействие – преступно, а трусость – жестока, поскольку лишь подталкивают к беспорядкам и, в конце концов, приведут к мятежу и кровопролитию. Вот письма – я хочу, чтобы вы их прочитали, – вот подборка газет с новыми сообщениями о происшествиях в Ноттингеме, Манчестере и других местах.

Пока мисс Килдар просматривала письма и газеты, Мур молча пил чай, однако это вовсе не означало, что он отдыхал. Взгляд его внимательно изучал обеих юных леди. Мисс Килдар, сидевшую напротив, Мур рассматривал без особых усилий – стоило лишь поднять голову. В лучах заходящего солнца ее фигурка была прекрасно видна на фоне дубовых панелей. На щеках Шерли играл легкий румянец, темные ресницы, прикрывающие обращенные к газете глаза, изящные брови, почти черные локоны оттеняли прелестное личико, делая его похожим на алый полевой цветок. В позе сквозила прирожденная грация, пышные яркие складки шелкового платья были весьма изысканны: невзирая на простой фасон, наряд был великолепен благодаря переливчатой ткани, игравшей всеми оттенками синего и зеленого, как шейка фазана. Сверкающий золотой браслет подчеркивал матовую белизну кожи. Шерли смотрелась чрезвычайно эффектно! Похоже, Мур думал так же, поскольку долго не мог оторвать от нее глаз, хотя при этом лицо его не выражало никаких эмоций. По темпераменту он был скорее флегматиком и в обществе держался холодно, только вовсе не от грубости, а от чрезмерной серьезности.

Каролина сидела около него, поэтому ее разглядывать было неудобно. Чтобы она попала в поле зрения, Муру пришлось предпринять некоторые маневры: он откинулся на спинку кресла и посмотрел на кузину сверху вниз. Про мисс Хелстоун никто бы не сказал, что ей свойственна эффектность. Она сидела в тени, где даже карие глаза и каштановые волосы казались бесцветными, без украшений или цветов на скромном белом муслиновом платье с узкой голубой каймой, с бледным бесстрастным лицом и рядом с наследницей Филдхеда выглядела как изящный карандашный набросок около яркой картины. Со времени последней встречи с Робертом Каролина изменилась. Заметил ли он это, мы не знаем. по крайней мере, вслух ничего не произнес.

– Как поживает Гортензия? – тихо спросила Каролина.

– Прекрасно, только теперь осталась без дела и скучает по своей ученице.

– Скажи ей, что я тоже соскучилась, и пишу и читаю по-французски каждый день.

– Она спросит, передавала ли ты привет, – для нее это важно. Ты ведь знаешь, как Гортензия любит внимание.

– Самый горячий привет! И добавь: если у нее будет время черкнуть пару строк, меня это очень порадует.

– Вдруг я забуду? Я не самый надежный разносчик любезностей.

– Нет, пожалуйста, не забывай! Это не простая любезность – я говорю от чистого сердца.

– Значит, твое послание следует передать в точности.

– Будь так добр.

– Гортензия наверняка растрогается. К своей ученице она питает весьма нежные чувства и тем не менее корит тебя за столь неукоснительное подчинение дядюшкиным запретам. Привязанность, как и любовь, порой бывает несправедлива.