Шерлок Холмс. Его прощальный поклон

– Еще бы. И все же, как видите, я здесь. Горящие угли на вашу голову, Холмс, – горящие угли!

– Это так благородно… так великодушно с вашей стороны. Я так высоко ставлю ваши знания.

Гость усмехнулся:

– Ну да, ну да. К счастью, вы единственный в Лондоне человек, кто их высоко ставит. Вы знаете, что с вами?

– То же самое, – ответил Холмс.

– А! Вы узнаете симптомы?

– Слишком хорошо.

– Что ж, меня бы не удивило, Холмс. Меня бы не удивило, если бы они оказались теми же самыми. В таком случае вас не ждет ничего хорошего. Бедный Виктор умер на четвертый день… совсем молодой парень, крепкий и сильный. И не зря вас это насторожило: надо же, в самом сердце Лондона подхватить очень редкую азиатскую болезнь, ту самую, изучению которой я посвятил немало усилий. Странное совпадение, Холмс. Очень умно с вашей стороны, что вы это заметили, но очень нелюбезно – что усмотрели в этом причину и следствие.

– Я знал, что это ваших рук дело.

– Ах вот как, знали? Но доказать-то не смогли. И как вы такое себе позволяете: сперва распространяли обо мне подобные слухи, а в минуту беды обратились за помощью? Что за игра такая, а?

Я услышал тяжелое, прерывистое дыхание больного.

– Дайте мне воды! – прохрипел он.

– Ваше время истекает, друг мой, но я не хочу, чтобы вы умерли прежде, чем выслушаете меня. Только поэтому я дам вам воды. Эй, не пролейте! Вот так. Вы понимаете, что я говорю?

Холмс простонал.

– Помогите мне. Забудем о прошлом, – прошептал он. – Те слова… клянусь, я не стану их повторять. Я все забуду, только вылечите меня.

– Что забудете?

– Ну, смерть Виктора Сэвиджа. Вы только что, по сути, признались, что это ваших рук дело. Я забуду об этом.

– Можете забыть, можете помнить – как вам угодно. Не думаю, что увижу вас на свидетельской скамье. Уверяю, мой славный Холмс, вас ожидает совсем иное пристанище. Знаете вы, не знаете, как умер мой племянник, – что мне до того? Мы сейчас говорим не о нем. Мы говорим о вас.

– Да-да.

– Ваш приятель, который за мной приходил… запамятовал, как его зовут… Он сказал, вы подхватили заразу в Ист-Энде, от моряков.

– Больше нигде не мог.

– А вы ведь так кичитесь своим умом, не правда ли, Холмс? Никого умнее и на свете нет, а? Так нет же – нашелся на сей раз. А теперь, Холмс, пораскиньте мозгами. Как вы могли заразиться? Не приходит в голову другого варианта?

– Нет. Ничего не соображаю. Помогите мне, ради бога!

– Хорошо, помогу. Я помогу вам понять, что с вами и как так получилось. Хочу, чтобы вы перед смертью об этом узнали.

– Дайте мне что-нибудь, чтобы облегчить муки.

– Муки, говорите? Да, кули орали как резаные ближе к концу. Начались спазмы, как я понимаю.

– Да-да, спазмы.

– Ну ладно, так или иначе, слышать они не мешают. Слушайте! Постарайтесь припомнить: не случалось ли с вами чего-то необычного как раз перед тем, как болезнь дала о себе знать?

– Нет-нет, ничего.

– Подумайте еще.

– Не могу думать, мне слишком плохо.

– Ну ладно, я вам подскажу. Не приходило ли вам что-нибудь по почте?

– По почте?

– Шкатулка, например?

– Боже, я теряю сознание… мне конец!

– Слушайте, Холмс! – Судя по звукам, Калвертон-Смит тряс умирающего за плечи, а мне приходилось сидеть смирно в своем тайнике. – Вы должны меня выслушать. Должны. Помните шкатулку… шкатулку из слоновой кости? Ее доставили в пятницу. Вы ее открыли… помните?

– Да-да, открыл. Внутри была острая пружина. Чья-то шутка…

– Совсем не шутка, и вы в этом убедитесь на собственной шкуре. Дурень, вы сами этого добивались. Кто просил вас перебегать мне дорогу? Держались бы в стороне, я бы вас пальцем не тронул.

– Помню, – выдохнул Холмс. – Пружина! Поранился до крови. Вот она, эта шкатулка, – на столе.

– Ну да, черт возьми, она самая! Знаете что, переложу-ка я ее к себе в карман! Ваша единственная улика – и я ее забираю. Но теперь, Холмс, вы услышали правду и умрете с сознанием, что это я вас убил. Вы слишком многое вызнали о судьбе Виктора Сэвиджа, и потому я позаботился, чтобы вы ее разделили. Конец ваш близок, Холмс. Я посижу здесь и посмотрю, как вы умрете.

Холмс отозвался едва слышным шепотом.

– Что такое? – спросил Смит. – Включить газ? А, тени сгущаются? Хорошо, включу газ, чтобы лучше вас видеть. – Он пересек комнату, вспыхнул свет. – Что еще я могу сделать для вас, друг мой?

– Мне бы папиросу и спичку.

От радостного удивления я чуть не вскрикнул. Холмс говорил своим обычным голосом – тихим, пожалуй, но тем самым, хорошо мне знакомым. Последовала долгая пауза; я догадывался, что Калвертон-Смит в немом изумлении разглядывает моего друга.

– Что это значит? – произнес он наконец скрипучим голосом.

– Лучший способ сыграть роль – это сделаться тем, кого изображаешь, – ответил Холмс. – Клянусь, за три дня у меня во рту не побывало ни крошки и ни капли; впервые я утолил жажду, когда вы столь любезно поднесли мне стакан воды. Но больше всего я истомился по табаку. А, да вот они, папиросы. – (Я услышал, как чиркнула спичка.) – Так-то лучше. Эй-эй, что это там? Шаги друга?

Снаружи послышался топот, дверь открылась, вошел инспектор Мортон.

– Все в порядке, забирайте его, – сказал Холмс.