– Брат Моррис, – начал он, – ты что, хочешь накаркать беду? Пока наши ряды сплочены, никакая сила в Соединенных Штатах не сможет одолеть нас. В самом деле, сколько раз мы выходили сухими из воды, даже если доходило до суда. Я уверен, и крупные компании предпочтут платить, бороться с нами – дело рискованное, и они это скоро поймут. Ну вот, братья, – МакГинти снял бархатную шапочку и с шеи лиловую ленту, – повестка дня почти исчерпана, не считая того маленького дельца, о котором я упомянул и суть которого изложу перед самым уходом. Теперь же – час отдыха и приобщения к искусству.
Странная все-таки вещь человеческая натура. Здесь, в этом зале, собрались люди, которые чуть не каждый день предавали смерти невинных людей, не причинивших им никакого зла. Они убивали отцов семейств без капли жалости и сострадания к несчастной жене, осиротевшим детям; а музыка, нежная, грустная музыка трогала этих закоренелых злодеев до слез. У МакМердо был прекрасный тенор; и если бы ему ничем другим не удалось завоевать расположение братьев, одних только песен «Жду тебя, Мэри» и «Далекий берег», было бы достаточно, чтобы покорить все сердца.
В этот первый вечер своего полноправного членства МакМердо приобрел популярность, какой не было ни у кого из братьев, что открывало ему прямую дорогу к высшим должностям ложи. Но, кроме личной обаятельности, нужны были еще другие качества, без которых нечего было и надеяться на успех – в этом МакМердо убедился в тот же вечер. Бутылка виски обошла братьев по кругу уже несколько раз, лица у всех пылали, словом, компания созрела до требуемой степени одичания. Ректор, оглядев пирующих, встал и заговорил еще раз.
– Ребятишки, в нашем городе есть человек, который соскучился по хорошей таске. И кому, как не вам, посодействовать ему. Я говорю о редакторе Джеймсе Станджере из
Зал наполнился возмущенными криками, бранью. МакГинти вынул из внутреннего кармана газетную вырезку.
– «Закон и порядок!» – вот как он это озаглавил.
Прошло двенадцать лет со времени первых убийств, которыми заявила о себе существующая в наших краях подпольная преступная организация. С того дня насилие не прекращается, и сегодня оно достигло таких размеров, что мы стали притчей во языцех во всем цивилизованном мире. Разве для таких деяний наша страна открыла объятия для бегущих от европейского деспотизма? Разве должны они сами превращаться в злодеев, терроризирующих жизнь тех самых людей, которые дали им приют и покровительство? Можно ли терпеть, чтобы под священной сенью звездного Флага Свободы свили себе гнездо беззаконие и насилие, какие существуют разве только в дряхлых восточных деспотиях. Когда о них читаешь, волосы становятся дыбом, но ведь то же самое творится прямо у нас под носом! Мы знаем, кто эти люди. Организация действует в открытую, у всех на виду. Сколько можно терпеть это беззаконие? Сколько можно жить под страхом...»
– Ну, пожалуй, хватит читать эту глупость! – воскликнул ректор, бросив заметку на стол. – Это он говорит о нас. А что мы ему скажем?
– Убить его! – крикнуло несколько голосов.
– Я протестую! – воскликнул брат Моррис, человек с высоким благородно очертанным лбом. – Братья, мы слишком насолили жителям этой долины. Может наступить момент, когда все они в целях самозащиты объединятся и вышвырнут нас отсюда. Джеймс Станджер – уже немолодой человек. Его уважают в городе и во всей округе. Его газета отстаивает цивилизованные устои. Если мы убьем этого человека, эхо убийства прокатится по всему штату, и тогда нам несдобровать. Нас прикончат.
– Как это, интересно знать, они нас прикончат, мистер «Как бы чего не вышло»! – воскликнул МакГинти. – Полиция, что ли, вмешается? Так половина полицейских нами подкуплена, а остальные боятся нас как огня. Или, может, местный суд вынесет приговор, а главный судья его подпишет и мы отправимся за решетку? Но ведь нас уже пытались судить, и что из этого вышло?
– Есть еще суд линча, – тихо сказал брат Моррис.
Зал взорвался негодующими криками.