Шерлок Холмс и доктор Ватсон

– Приходится быть предельно осторожным. Во времена, подобные нашим, никогда не знаешь, чем может для тебя обернуться любой твой шаг. Не знаешь, кому можно доверять, кому нет.

– Но брату, казалось бы, можно.

– Нет, нет, далеко не всегда, – решительно запротестовал Моррис. – Что бы кто ни сказал и даже подумал, становится сразу же известно МакГинти.

– Послушайте, Моррис, – жестко сказал МакМердо. – Только вчера, как вам хорошо известно, я присягнул в верности нашему ректору. Вы хотите, чтобы я нарушил слово?

– Если вы предпочитаете занимать такую позицию, – проговорил понурившись Моррис, – могу только сказать, что глубоко сожалею о своем приглашении. Простите, что я обеспокоил вас приходом сюда. Дело, видно, обстоит совсем плохо, если два свободных гражданина не могут поделиться друг с другом своими мыслями.

МакМердо, пристально вглядывавшийся в собеседника, позволил себе слегка ослабить настороженность.

– Я ведь это сказал о себе, – начал он. – Вы знаете, я новичок в этих краях, и здесь все для меня внове. Поэтому мне лучше пока молчать. Если же у вас есть что-то сказать, мистер Моррис, я охотно вас выслушаю.

– И пойдете расскажете МакГинти! – с горечью воскликнул Моррис.

– Вы несправедливы ко мне, – возразил МакМердо. – Я вступил в ложу и говорю вам вперед, буду ей верен до конца. Но я перестану себя уважать, если передам кому-то доверенную мне тайну. Дальше меня она никуда не пойдет. Но предупреждаю, помощи или поддержки я оказать не смогу.

– Я уже давно ни у кого не ищу поддержки и помощи. Возможно, разговор с вами будет стоить мне жизни. Но... даже пусть вы окажетесь хуже всех, а в это можно поверить после вчерашнего, все-таки вы еще новичок, и совесть в вас не совсем умерла, как в других, поэтому я и решил поговорить с вами.

– Ну, хорошо. Так что вы хотите мне сказать?

– Если вы предадите меня, господь покарает вас!

– Да сказал же, что не предам.

– Тогда ответьте мне, когда вы вступали в общество вольных братьев в Чикаго и давали клятву верности и любви, вам приходило в голову, что вступление сделает вас преступником?

– Какой же я преступник?

– А как же еще вас назвать? – голос Морриса дрожал от едва сдерживаемых эмоций. – Вы же не маленький, должны понимать. Разве вчера вечером вы не участвовали в преступлении? Избитый до полусмерти человек годится вам в отцы, а вы не пощадили его седин, окропили их его же кровью. Это не преступление? Как же еще это назвать?

– Как назвать? Война, – ответил МакМердо. – Классовая война, и каждый класс старается бить противника как можно больнее.

– А вы знали, что вам придется участвовать в этой войне, когда вы вступали в общество вольных братьев в Чикаго?

– Должен признаться, не знал.

– Вот и я не знал, вступая в Орден у себя в Филадельфии. В моем представлении Орден вольных братьев был чем-то вроде клуба взаимопомощи и братской любви. Потом я услыхал о Вермиссе, будь проклят час, когда слуха моего коснулось это название. И я решил поехать сюда, надеялся разбогатеть. Разбогатеть! Господи! Я мечтал о жизни, достойной человека. Взял с собой жену и троих детей. Купил мануфактурную лавку на Рыночной площади, и дела мои сразу пошли в гору. Но кто-то пронюхал, что я вольный брат, меня принудили вступить в ложу, я прошел тот же ритуал, что и вы вчера. И у меня на руке тот же постыдный знак и еще кое-что похуже на сердце. Так я и попал в лапы этого черного злодея, запутался в его сетях. Что я мог сделать? Всякий раз, когда я пытался укротить их свирепость, меня называли предателем, что вы слышали своими ушами вчера вечером. И мне некуда деться. Все мое состояние в этой мануфактурной лавке. Если я выйду из Ордена, меня убьют и только богу известно, что станется с моей женой и детьми. Это все так ужасно! Ужасно!

Моррис спрятал лицо в ладони, и плечи его сотрясались от беззвучных рыданий.

МакМердо пожал плечами.

– Вы слишком мягкосердечны для таких дел, – сказал он. – Вы просто не годитесь для них.