Шестерка Атласа

– Мы расстались, – сказала наконец Либби. – Мы с Эзрой. Между нами все. Конец.

– Какая трагедия, – самодовольно произнес Нико. – Печалька.

– Мог бы притвориться, что сочувствуешь.

– Мог бы, – согласился Нико, – но не стану.

Либби закатила глаза и встала, намеренно оставив стул посреди комнаты, а потом вышла в дверь с таким видом, будто не замечает возмущенного пыхтения Нико. По пути к себе она задержалась у двери в комнату Тристана, проверяя обстановку в ней и гадая, как он там. Она и не ждала, что будет легко, а вернее, не ждала, что затея сработает. Выбирая Тристана на роль убийцы Каллума, она понимала: Тристан – последний, кто справится с делом, а потому оно превращалось не просто в его жертву, но и в рулетку для остальных.

Либби вспомнила его губы, глаза. Ощущения, когда смогла сотворить что-то, пока он держал ладонь напротив ее замершего сердца.

«Ты так сильно печешься о своей душе, Роудс?»

Какая жалость, что она боится риска.

Либби юркнула к себе в комнату, прикрыла дверь и упала навзничь в кровать. Хотела сперва взять с тумбочки какую-нибудь книгу, но передумала, даже не решив еще какую. Нико там, наверно, занял себя чем-нибудь нехитрым, лишь бы скрасить ожидание, а вот Либби отвлечься не могла. Ее мысли перескакивали с Тристана на Каллума и снова на Тристана, а потом, как ни печально, вспомнился Эзра.

«Значит, все? С тебя хватит?»

Сильнее всего в его голосе слышалась усталость.

«Все кончено, – подтвердила она. – С меня хватит».

Дело было даже не в том, что отношения стали другими, ведь и сама Либби фундаментально изменилась. Она уже не помнила, какой была, когда вступила в эти самые отношения, в ту жизнь, примерила образ, который до сих пор ощущался по-старому, хотя от старого в нем как раз ничего не осталось.

Из-за того, что было между ней, Тристаном и Парисой, она угрызений совести почти не испытывала, ведь и с тех пор она тоже успела измениться. То была некая переходная Либби, искавшая переживаний, которые встряхнули бы ее. Вытерли бы исписанную грифельную доску, превратив ее в чистый лист. Пепел к пеплу, прах к праху. Либби нашла то, что искала, истлела и двинулась дальше.

Теперь она обладала могуществом. Беспомощность, правда, вкупе с осознанием собственной исключительности, никуда не делась. Удастся ли снова стать прежней, зная, как управлять загадочными процессами вселенной? Создавать их, контролировать, придавать им любую форму? Какое грязное слово «амбиции», с душком, однако у Либби они были. Она стала их пленницей. Идея предназначения казалась очень эгоистичной, и все же Либби не могла не уцепиться за нее. Ей хотелось верить, что она родилась для великого, что, исполнив свою судьбу, она заслужит спасение, пускай даже прямо сейчас такое казалось невероятным.

Библиотека так и отклоняла запросы, особенно на материалы о долголетии; раз за разом Либби не находила ответа: смогла бы она спасти сестру, если бы оказалась лучше и одареннее? Ощущение было, будто сама структура библиотеки неким образом боится Либби или питает к ней отвращение. Стоило подумать о запретных знаниях, как по дому расходились неосязаемые волны дурноты.

Однако решимость библиотеки трещала по швам. Либби казалось, еще немного, и она своим весом продавит архивы. Они поддадутся, дождавшись чего-то… или кого-то. Либби Роудс в следующей ее ипостаси.

Если вспомнить закон сохранения энергии, в мире не существует десятка людей, потому что живет она. Может, и сестра умерла из-за Либби. Или из-за Нико? Или запас энергии в мире ограничен и чем больше ее брала Либби, тем меньше оставалось другим?

И что же теперь, пусть все даром пропадает?

Либби сама не заметила, как начала искать себе оправдания. Одна ее половина ломилась от ответов, вторая – от вопросов, а целиком она терзалась огромной виной. Убивать нельзя, это аморально, смерть – противоестественна, пусть даже это единственный исход жизни. Доводы роем гудели в мозгу, как мухи над медом.

Что изменится, когда не станет Каллума? Либби посетила странная мысль: ведь чары, наложенные на особняк, несут в себе отпечаток прежних кандидатов, то есть это в каком-то смысле призраки. На одну шестую магия дома принадлежала тем, кого приговорили к смерти ради ее же сохранения.

Почувствует ли она воздействие Каллума?

Прочие обитатели дома приписывали заслуги в наложении чар Либби с Нико, но Либби-то знала страшную правду: самую важную часть защиты создал Каллум. Либби и Нико, может, и соорудили сферический щит, зато Каллум вложил в него ваккумную прослойку, в которой стирались всякие чувства.

А что испытывает человек, который ничего не чувствует? Пустота всегда казалась Либби не такой эффективной, как наличие чего-то. Она предложила оставить в вакууме ловушку, поместить в него нечто кошмарное, раз уж Каллум так хотел установить экзистенциальный капкан. Каллум отказался, ведь пустота – это потеря всякой мотивации, желаний. Функциональный паралич, когда ни жить, ни умирать не хочется, есть лишь одно стремление – не существовать. Сражаться так просто не выйдет.