Шестерка Атласа

Ощутив укол тревоги, Либби села. Лежать больше не хотелось. Она бы не назвала Тристана слабым, но Атлас наверняка не просто так намекал, что люди вроде Каллума на жизнь права не имеют. Сила Каллума казалась неясной, неопределенной, однако эффективность имела бесспорную. Каллум взял кусочек разума Парисы и причинил ей боль, заставив в итоге убить себя.

Внезапно Либби поняла, на какой риск они пошли, оставив Тристана наедине с Каллумом. Этим двоим предстоял бой насмерть. Если Тристан проиграет, то Каллум все поймет, и тогда последствий не оберешься. Однако отменять все было уже поздно. Каллума списали со счетов, вычеркнули из списка тех, кто получит главный приз, но безнаказанным он этого не оставит. Внизу сейчас словно сражались два гладиатора, из которых выживет только один.

Стоило пойти вместе с Тристаном.

Либби вскочила с кровати и ринулась к двери, хотела уже рывком ее распахнуть, но тут в комнате что-то изменилось. Атмосфера стала иной. Молекулы перестроились, похолодели, замедлились и поползли кое-как. Повеяло отчуждением, забытьем. Словно комната теперь не признавала Либби и вознамерилась удалить ее, как злокачественную опухоль.

Или это был страх?

Без страха точно не обошлось, но в одном Либби, говоря с Нико, была права.

Воздух не по ее вине изменился.

Тогда она принялась искать источник. Пульс внезапно замедлился, будто снова останавливалось время, и Либби ощутила нечто странное: возникло едва заметное чувство, словно ей тут не место. Сами стены ополчились на нее и грозили раздавить, как каток. Дом инстинктивно гнал ее прочь. Казалось, у нее отняли то, что ей полагалось с рождения. Легкие отказывались втягивать воздух.

Улови она перемены раньше, сумела бы их остановить. Сумей она определить источник сейчас, получилось хотя бы затормозить. Но в том-то и была ее беда, слабость, которая не вскрылась бы, не повстречай Либби Тристана. Ей могла принадлежать вся сила в мире, способная сократить население Земли вдвое, но с тем, чего не понимала ясно, она бороться не умела.

Однако пустота не была абсолютной. Вдалеке, посреди необъяснимой странности, Либби уловила знакомый отголосок.

Ты хоть знаешь, на что подписалась?

Ее обхватили за талию и потянули назад. Все произошло в один момент, если не быстрее. Время снова помчалось вперед, воздух ворвался в легкие, а Либби наконец обрела дар речи и заорала.

Тристан

Из-за гула крови в ушах Тристан почти не расслышал ее крика, но его оказалось достаточно, чтобы вздрогнул Каллум. Он посмотрел на нож у себя в руке и, бросив на Тристана полный презрения взгляд, отшвырнул оружие в сторону.

– Я бы этого не сделал, – сказал Каллум, хотя бурлящий в крови Тристана адреналин говорил об обратном. Как и лицо Каллума, с которого наконец спала маска. Как и сам поворот событий. Мышцы Тристана заныли, пока тело постепенно возвращалось к привычным ритуалам выживания.

Если бы Цезарь не погиб, то как тогда запел бы у него Брут?

– Мне жаль. – Эти слова сорвались с губ Тристана резко и неровно.

– Принято, – холодным, не дрогнувшим голосом ответил Каллум. – А вот в прощении тебе отказано.

В этот момент в углу сверкнул красный огонек, и они взглянули на него.

– Через вакуум никто бы не прошел, – произнес Каллум. – Пустяки.

– Вот как? – Тристан все никак не мог выровнять дыхание. Что им владело? Страх? Гнев? Он не знал. – Все не так, как выглядит.

– Верно. – Каллум слегка нахмурил брови. – Да, все не так.

Он встал и направился к выходу. Тристан же успел бросить взгляд на отвергнутое оружие, и только потом, содрогаясь, встал и на неверных ногах поплелся следом за Каллумом. Тот шагал на удивление резво и широко.

– В чем дело?

– Кто-то тут есть, – на ходу ответил Каллум. – В дом проникли.

– Да ладно, – послышался из-за угла голос Парисы. Она примчалась откуда-то из другой части дома, в мужской рубашке и с голыми ногами, очаровательно растрепанная.

Тристан выгнул бровь, но Париса заткнула его злобным взглядом.

– Не понимаю, как это произошло, – сказала она. – Разум дома обычно предупреждает меня, если кто-то пытается проникнуть внутрь. Смотрю, он все еще жив.

Тристан не сразу сообразил, что последнее предложение прозвучало сразу у него в голове.

– Как видишь, – пробубнил он, и Каллум скосил на него взгляд. Даже не оборачиваясь, Тристан, догадался, что тот и без магии прекрасно понял, о чем спрашивала Париса.

Каллум знал, что все сговорились убить его, и прощать никого не собирался.

Впрочем, и сам Тристан не намеревался прощать Каллума.

Вдвоем они свернули за угол, покинув галерею и выйдя в коридор с дверями в спальни. Там Нико ломился в комнату к Либби, а за спиной у него стояла Рэйна.

– Вы…

– Нет, – в лоб ответила Парисе Рэйна. – Я ничего не слышала.

– А кто мог…

Нико выстрелил чем-то из ладони в дверь, и та наконец распахнулась, а Тристан в тысячный раз подумал: «Боже ты мой!», поражаясь, какой же силой обладали Нико и Либби, вместе и порознь.