Шестерка Атласа

Когда во время службы раздались выстрелы автоматической винтовки, Эзру так сильно отбросило назад, что он даже подумал, не ранили ли его. О стрельбе он вообще имел представление благодаря школьной строевой подготовке, хотя в столь юном возрасте смерть сама по себе и казалась далекой. В голове у Эзры сидело представление о том, каково это – словить пулю, и оно в точности совпадало с ощущениями тех секунд: резкое падение, звон в ушах, и весь мир заваливается набок. Для своих лет Эзра был мелким, и небольшой рост, видно, тогда и спас его. Порой он становился лишь кусочком человека. Таким крошечным, что мог забиться в небольшое отверстие, бесконечно малую трещинку.

Падал Эзра долго и ударился жестко, но потом понял, что он либо мертв, либо живее всех живых. Открыл глаза и увидел храм. Стояла тишина. Прямо-таки зловещая. Ни матери, ни стрелка – вообще никого в церкви не было. Тогда Эзра подошел к тому месту, где сидела его мать, и поискал в скамье пулевые отверстия. Не найдя дырок, подумал, что при помощи магии сумел все исправить. Дома он застал мать – та спала на диване, так и не сняв формы сестры. Эзра и сам лег в постель, а когда проснулся, светило солнце.

Дальше начались странности. Эзра съел на завтрак тот же подгоревший тост, что и вчера, а в ежедневных новостях по телеку звучали все те же плоские шутки. Мать снова орала на него за то, что он вчера убежал и вернулся, когда она уже спала. Потом затащила его в ванную, криком велев вымыть голову и одеться для службы в церкви. Нет-нет, тут же залепетал Эзра, туда нельзя, мам, послушай, это очень важно… но она не уступала. Надень парадные туфли, Эзра Михаил, приведи себя в порядок, и пойдем.

Когда снова появился стрелок, Эзра окончательно уверился в том, что неким образом отправился в прошлое, а именно во вчерашний день, и сперва принял это за благословение. Он открыл для себя аварийный выход в иное время, которое было само по себе иным местом. Убежищем. Далеко Эзра не ушел, но этого хватило, чтобы спасти свою жизнь.

Позднее он изучит ньютоновскую динамику, теорию относительности и детерминированные процессы. Узнает, что он умеет открывать двери, а точнее, червоточины, соединяющие диспарные точки в пространстве, то есть две различные точки во времени, и при этом не старится ни на секунду.

При нужном количестве энергии он мог отворить любую дверь, а мир, который он посещал в прошлом, просто приспосабливался к будущему, из которого Эзра приходил.

Собственно, в этом и заключалась проблема: сколько бы Эзра ни пытался предотвратить убийство матери, она уже была мертва, и значит, гибель ее везде и всегда была фактом.

Не то чтобы Эзра не старался. Несколько попыток он все-таки сделал. В двенадцать лет ему казалось, что спасти мать – это задание, ниспосланное свыше. Он жег тосты, слушал плоские шутки по ящику, а потом звучали выстрелы, снова и снова. Каждый раз события повторялись и только перемешивались, словно кусочки мозаики, детали пророческого детского пазла. Третий раз: мама, нельзя идти, ты умрешь – Эзра, прикуси язык. Четвертый раз: мама, нельзя идти, я заболел – Эзра, никаких отговорок. И остальные разы: мам, машина сломалась; мам, у меня нога сломана; мама, если ты пойдешь, мир сломается…

– Перестань уже новости смотреть, – сказала она. – Это тебе не на пользу.

Последний раз, когда Эзра наблюдал гибель матери, ее тело упало так же, как и всегда: на него, защищая. Заслоняя пустое место, поскольку сам он всегда оставался в безопасности, а она навеки – нет. Изможденный, он рухнул в небольшую прореху во времени и подумал: ну ладно, пусть будет так.

Последний раз, и все.

Он вымыл голову, надел парадные туфли и взял маму за руку, хотя считал для этого себя уже слишком взрослым. Мама чем-то увлеклась и не пришла в недоумение, но так было даже лучше. Прощаться Эзра так и не научится.

Теперь, зная, что дверь откроется в нужный момент, он решил сменить тактику. Еще не понимая, как именно, задумал открыть для себя иную щель. Сосредоточился на двери, которая привела бы его в другое место, за пределами минувшего дня.

И когда вышел по ту сторону, то обнаружил, что с похорон матери минуло уже три недели, – это была самая дальняя точка, куда он сумел добраться при своих неразвитых способностях. В теории, он был медитом, у которого еще только проклюнулся дар. На практике – мальчиком, отчаянно молившим вселенную унести его куда-нибудь подальше.

Вскоре приехали соцработники и забрали его под свою опеку. Эзра пошел с ними, не испытывая никаких чувств, – видимо, потому что у него на глазах мать умерла уже двенадцать раз.