Шестерка Атласа

– Вы упоминали одного странника, – сказала Рэйна. – Я хотела спросить, не друг ли это Нико?

– Ах да, Гидеон Дрейк. Он вышел в финал, хотя в десятку лидеров и не проскочил.

– Правда, что этот друг умеет ходить царствами сна?

– В царствах подсознания, – кивнув, уточнил Атлас. – Способность, бесспорно, восхитительная, однако совет правления Общества в итоге засомневался, что мистер Дрейк в состоянии полностью ею управлять. Мне кажется, что даже мисс Роудс знала только о его неизлечимом случае нарколепсии, приступы которой нельзя предотвратить, – добавил он и едва заметно усмехнулся. – Мало кто из преподавательского состава НУМИ понимал, как с ним быть. В некоторых отношениях его можно назвать необученным. К тому же его мать чрезвычайно опасна и склонна вмешиваться.

– Кто она?

– Так, ничего особенного, – сказал Атлас. – Некто вроде шпиона. Судя по всему, за ней числится долг – или же она испытывает пристрастием к влезанию в таковые, – хотя и непонятно, как и почему она его заимела.

Рэйна нахмурилась.

– И чем же она… конкретно занимается?

– Она преступница, но не достойная запоминания. Не чета отцу мистера Кейна.

– О. – Рэйна сама не поняла, отчего это известие ее так опечалило. Возможно, назвав мать Гидеона Дрейка недостойной запоминания, Атлас уж больно легко предположил, будто память – это такая роскошь и тратить ее на недостойных не стоит. – А Гидеон?

– Подозреваю, что, если бы мистер Дрейк не встретил Нико де Варону, жизнь его сложилась бы совсем иначе. И то если бы он еще выжил.

Рэйна поерзала.

– Значит, вот оно как?

– Что именно?

– Непримечательные страдают из-за своей непримечательности, – сказала она.

Атлас поставил кружку на стол, позволив моменту напитаться тишиной.

– Нет, – произнес он наконец и поправил галстук. – Страдают как раз-таки приметные. Непримечательные остаются незамеченными, да, а вот величие приходит через боль. – Он смерил Рэйну торжественным взглядом и добавил: – Я знаю мало медитов, которые не выбрали бы простую, серую жизнь и человеческое счастье, будь у них на то воля.

– Но, получается, знаете тех, кто так не поступил бы, – заметила Рэйна, и уголки рта Атласа дернулись вверх.

– Да, таких я знаю.

Он уже собирался отпустить Рэйну и закончить тем самым сеанс искренности, но она в задумчивости задержалась еще на некоторое время. Она так и не получила желаемого. Думала, что, услышав подтверждение насчет друга Нико, решит задачку, однако ничего не вышло. Первоначальная радость от ответа на вопрос была дешевым наркотиком, и вот теперь Рэйна снова ощущала неудовлетворенность.

– Странник, – сказала она. – Тот, которому вы предпочли меня… Кого вы отвергли?

Она вдруг четко поняла, что больше ей вопросов не позволят.

– Его не отвергали, – сказал Атлас и склонил голову в знак того, что разговор окончен. Встал из-за стола и проводил Рэйну до двери.

Эзра

Эзра Михаил Фаулер родился, когда земля умирала. В новостях годами только и рассказывали об углеродном загрязнении да как истончился озоновый слой, – а целое поколение потом бежало к психотерапевтам с жалобами на экзистенциальный кризис, принявший поистине исполинские масштабы. Америку на месяцы охватили пожары и наводнения, но тогда лишь половина страны считала, что они хоть как-то причастны к разрушениям. Знаков не увидели даже те, кто еще верил в мстительного Бога.

И все же худшее было впереди. Только когда стали заканчиваться пригодный к дыханию воздух и питьевая вода, кто-то где-то решил, что пришло время перемен. Магическую технологию некогда покупали и продавали власти, но затем она тайно перешла в частные руки, и ею начали торговать уже в секрете. К 1970 годам принадлежащая корпорациям и учреждениям магия исцелила землю от ряда вирусов и обеспечила ее кое-какими возобновляемыми энергетическими ресурсами, устранив часть ущерба, причиненного индустриализацией и глобализацией, а заодно и прочими -ациями, которые мир мог с успехом какое-то время еще развивать по старому сценарию. Политики, как обычно, политиканствовали, и потому каждый последовательный шаг вперед по-прежнему вел к концу, однако катастрофу отсрочили, и это было самое главное. Любой сенатор подтвердит.

Эзра тем временем рос в неблагополучном уголке Лос-Анджелеса, далеко на востоке города. Местные даже мельком не видели океана и не могли уверенно сказать, что река – всего лишь медленный поток воды выше тротуара. Племя Эзры было племенем безотцовщины, неудачников, где матери и детей воспитывали, и пропитание добывали. Но этого самого пропитания оставалось не так уж и много.

До двенадцати лет Эзра рос при матриархате в несколько поколений, а потом его мать застрелили прямо во время богослужения.

Эзра тоже там был и вместе с тем не был.

Детали произошедшего он помнил отчетливо, по многим причинам, невзирая на смерть матери. Первая – они с ней тем утром поссорились из-за того, что накануне он куда-то смылся, хотя он заверял мать, мол, ничего такого не было. И вторая – в тот день он впервые открыл дверь.