Шестерка Атласа

Каллум сомневался, что Тристан поймет его, но чувство, когда ты всем нравишься, чрезвычайно пресное. Каллум не знал ничего столь же ванильного. Вот чувство, когда тебя боятся, немного отдавало анисом, как абсент, – странный и возбуждающий аромат. Чувство, когда тобой восхищаются, было золотистым и сладким, словно кленовый сироп. Когда презирают – каким-то лесистым, с сернистым ароматом, запахом дыма; сильное, удушающее. А кислость зависти напоминала цитрусовые или зеленое яблоко.

Однако больше всего Каллуму нравилось вожделение. Оно тоже напоминало дымок, только очень горячий, с ароматом того, к чему и взывало. Пахло оно смятыми простынями. И напоминало трепещущее пламя свечи. Словно трепетный вздох, в котором слышались уступки и мольба. Каллум неизменно ощущал его кожей, острое, как лезвие бритвы. Пронзительное, как стон любовницы.

– Боюсь, когда тебя любят – это пресно, – сказал Каллум. – Невыразимо банально.

– Как посредственно, – сухо ответил Тристан.

– О, иногда оно бывает полезно. Но я точно не стремлюсь к нему.

– Как же тогда собираешься избежать элиминации?

– Ну, – терпеливо произнес Каллум, – во-первых, ты этого не допустишь.

Тристан прикрыл рот ладонью и хмыкнул.

– Это как же?

– Роудс к тебе прислушивается, Варона прислушивается к ней, а Рэйна – к нему.

Тристан выгнул бровь.

– Поэтому от меня ты ждешь…

– Что ты не станешь исключать меня. – Каллум снова улыбнулся. – Правда же, все просто?

– Ты не ввел в свои вычисления Парису. И меня, если на то пошло, – как обычно растягивая слова, произнес Тристан. – Хотя ради спора я на это закрою глаза.

– Ну, – сказал Каллум, – телепат, разумеется, полезен, если твоя цель – вмешаться в чужие мысли. Но ты знаешь, как нечасто люди думают? – спросил он, поднося к губам бокал, когда Тристан неизбежно ответил согласным эхом беззвучного смешка. – Как только остальные привыкнут к Парисе, то смогут большую часть времени не впускать ее в свои мысли. – Пока что никто к ней не привык, это точно, и она, следовало признать, была очень, очень хороша. Бесспорно, Париса была лучшим телепатом, каких встречал Каллум, а это говорило о многом. – Зато эмоции, за редким исключением, куда сильнее, и их контролировать не так просто. И в отличие от мыслей, ими проще манипулировать. Мысли, напротив, нужно имплантировать, внедрять или красть, а значит, телепат на свою магию тратит больше энергии, чем эмпат на свою.

– Значит, себя ты считаешь более полезным выбором?

– Себя я считаю идеальным выбором, – уточнил Каллум. – А еще я считаю, что в конечном счете ты поймешь меня куда лучше.

Утверждение было относительно понятным. По каким бы причинам остальные ни возненавидели Каллума, он почти не сомневался, что Тристан его логику найдет более убедительной. Цинизм, утрата иллюзий Тристана – или что бы там ни заставило его столь горько разочароваться в мире – играли на руку.

– Мое предложение таково, – сказал Каллум. – Я на твоей стороне.

– И?

– И все, – сказал Каллум. – Ты же считаешь это игрой союзов? Я твой союзник.

– А мне надо стать твоим?

В этот самый момент Либби подняла голову. У нее уже вошло в привычку избегать внимания Каллума (мудро, наверное), и потому, случайно встретившись взглядом с Тристаном, она снова вернулась к разговору с Нико.

Тристан напрягся; понял, видимо, что его застали за разговором с Каллумом, дружбу с которым больше никто заводить не спешил.

– Париса не союзник, – предупредил Каллум Тристана, который в это время откашливался. – И Роудс тоже. Что касается прочих, то Варона и Рэйна – прагматики. Примут сторону того, кто в нужный момент поможет им пройти дальше всех.

– Может, и тебе так поступить? Выждать? – предложил Тристан. – Проверить, ценен ли я, прежде чем меня вербовать?

– Ты ценен. Вряд ли мне стоит напоминать об этом.

Нико по ту сторону стола объяснял нечто невразумительное насчет гравитационных волн и нагрева. Или же насчет времени и температуры. Вряд ли это имело значение, ведь ничего не вышло бы… если только Нико не собирался спустя два года пребывания тут превратиться в какого-нибудь медита-физика, прикованного к лаборатории до конца своих дней. Общество нужно было за тем, чтобы войти в него, по лучить доступ к ресурсам, а после свалить. Оставаться, как тот же Далтон Эллери, и становиться исследователем Каллум смысла не видел. Самые лучшие из них постараются нажиться на влиянии Общества, а не связывать себя с его анналами.

Каллум был из тех, кто всегда готов пойти далеко, с Обществом или без него. Тристан придерживался тех же взглядов, только иначе. Каллум слышал исходящий от него дух амбиций, голода, драйва. Жажды власти, в которой ему до сих пор отказывали. Она и в других ощущалась, но совсем не так сильно, как в Тристане, и, уж конечно, в них она не граничила с тоской. У Нико были тайные устремления (сильно засекреченные, они отдавали металлом), как, возможно, и у остальных, однако по-настоящему, всей душой власти желал только Тристан. Его суть казалась солоноватой, пикантной, как сама слюна.