Шестнадцать способов защиты при осаде

Теперь вернемся к артиллерийским вопросам. Катапульта 86-й модели подкидывает в воздух шестипудовый груз грубо отесанной асимметричной скалы под углом в сорок пять градусов, который, по науке и опыту, является оптимальным для достижения сколько-нибудь вразумительной дальности полета. Снаряд летит по навесной траектории, точность — умеренная, зато его легко забросить за стену. Характерная дальнобойность катапульты — если предположить, что она идеально настроена, у нее новые, добротно натянутые тросы из конского волоса и все соединения плотно подогнаны, дабы снизить вибрацию, — около двух сотен ярдов. Вот почему враг выстроил свою тройную линию в 275 ярдах от стены.

И вновь возвращаемся к игре. Круглый деревянный шар подкатывается к каменюке-цели без проблем, и, если играет не законченный мазила, столкновения им не миновать. А теперь представьте, как я иду однажды вечером по Холмовой улице, встаю, дабы полюбоваться идеально обтесанными каменными шарами, размером примерно в два раза больше моей головы, которые какой-то богатей выставил для украшения своих ворот.

Так у меня устроен мозг. И я этим не горжусь. Итак, я отправился на каменоломню и сделал вид, что хочу купить пару каменных шаров вроде тех, что увидел. Без проблем — так мне ответили. Любопытства ради я уточнил — а как вы добиваетесь таких идеальных форм — это что, какой-то бедняга вручную долотом долбит? Моя наивность удостоилась улыбки. Мне объяснили: есть специальный станок. Даже показали его — чертовски большой агрегат, приводимый в действие шестью ослами, вращающими мельницу, хотя обычно крупные каменоломни в центре города используют энергию воды. Семидесятифунтовый каменный шар — каждый час: идеально круглый, ничем не отличимый от собратьев, ваш за смешные деньги…

Я сказал им, что подумаю. И не соврал — думал я об этом много. Но, размышляя уже 15 лет, я пришел к выводу, что я появился на этой земле не для того, чтобы чинить людям неприятности. Я — строитель мостов. Правда, время от времени по этим мостам проходят карательные отряды, в целях истребления врагов Империи, или чтобы доставить еду и воду убийцам, или передавать им сообщения, в ту и другую сторону — крутишь мысль как веретено, и она становится тонкой и размытой, и ты на самом деле никому не причиняешь вреда, просто делаешь переход через реку проще, ничего в этом плохого нет. Так что я подумал об этом, решил, что подумаю еще, и занимался другими делами. До сих пор.

До момента, когда я взмахнул красным флагом.

На счет, может быть, «три» ничего не произошло, и я подумал, что этот полоумный Стилико все испортил. Затем что-то привлекло мое внимание, что-то очень далеко, какая-то изогнутая линия в воздухе, дугообразный силуэт. Удара рычага катапульты о раму я еще какое-то время не слышал — по какой-то причине слух намного медленнее, чем зрение.

Солдаты, выстроившиеся в тройную линию в двухстах семидесяти пяти ярдах вниз по пологому склону, тоже увидели это. Они рассмеялись, когда снаряд грохнулся оземь на прискорбно коротком, казалось бы, от точки стрельбы отдалении. Смеялись, когда снаряд подпрыгнул — один раз, другой. Ну а потом, когда сто пятнадцать семидесятифунтовых каменных мячей стали врезаться в них на высоте головы, ломая шеи и кости в первом, втором и третьем ряду, стало не до смеха. Склон, хотя бы в силу того, что он — склон, а не равнина, придавал нашей атаке скорости и мощи: семьдесят фунтов, катящихся немного быстрее, чем человек может бежать, имеют большой импульс, требуется чертовски много остановок, чтобы его погасить. Кости на это не способны, равно как и шесты для палаток, повозки, привязанные лошади, плоть, кровь. Ничто не может остановить его, пока земля не выровняется или не начнет забирать вверх, а к тому времени…

К тому времени, конечно, люди Стилико дали еще один залп.