Шестой остров

О своей любви я ей не говорил и просить ее руки у ее отца не решался, ибо ему была известна моя биография, однако я чувствовал, что и она также смотрит на меня благосклонным взором; вот почему я надумал заняться делом, дабы заработать на существование, не преступая законов,— ведь годы мои позволяли надеяться, что я еще смогу умилостивить судьбу и стать достойным своей любимой и ее высоких достоинств; был я молод, не крив, не хром и умом не обижен, так почему было мне не попытаться сколотить деньжат на морской службе; всему миру известно, что на море разбогатеть нетрудно и расходов там никаких, а к тому времени я уже постиг, что бедность — враг любви, особенно в ее начале. Опять же мне давно стали в тягость опасные похождения пика-ро и собственное беспутство, коим было отмечено течение моей жизни, и я видел величайшую милость неба в том, что повстречал дона Хуана и что встреча наша оказалась началом столь нежной дружбы; по этим причинам или же потому, что небу было угодно повернуть мою судьбу на сей путь, я объявил дядюшке, что мне пришлось бежать из Испании из-за того, что я отрекся от догм католической церкви, а это в Голландии почи-

* Сипанго (Даипангу) — так называли европейцы в старину Японию (искаженное китайское ее название Жи Бэньго).

талось скорее заслугой, чем позором. Дон Хуан имел дружеские связи с известными учеными Амстердама, они прославляли его познания и добрые дела, а он, со своей стороны, говорил во всеуслышание, что, кабы не я, не быть бы ему в живых; когда все это дошло до слуха моего дядюшки и он убедился, что я сказал ему правду, он и его братья помогли мне поступить на службу в компанию с условием, что отныне и впредь я буду зваться Альбрехт ван ден Вондель как сын погибшего при крушении голландца, с которым, как они говорили, была обручена моя матушка.

Возвратясь из первого своего путешествия на Восток, я провел целый месяц в Амстердаме, где уже разнеслась слава об искусстве допа Хуана и рассказывали чудеса об исцелении им некоторых весьма знатных особ; сам же он, убедившись, что я твердо намерен идти по стезе добродетели, попросил меня однажды сделать ему удовольствие и выслушать его, а сказал он вот что: поскольку, мол, судьба нас соединила столь необычным и странным способом, как наша первая встреча, которая помогла нам быстро и близко узнать друг друга, то он ни на миг не сомневается, что мы пребудем друзьями до последнего дня его жизни, ибо ему, старику, природа, естественно, судила раньше покинуть сей мир, нежели мне; и тут, без долгих слов, пользуясь правами близкого друга, он мне сказал, что от него не укрылось, какими нежными взорами обмениваемся мы с его Эухенией, и, когда я подтвердил его догадку, он прибавил, что, по его мнению, мое чувство отлично от грубых вожделений, с какими другие мужчины уже зарятся на юность и красоту его дочери, и моя любовь к ней чиста, как любовь человека, изведавшего в жизни много грязи, а это ему чрезвычайно по душе, так что, ежели у меня есть намерение основать семью и вести честную жизнь, лишь от меня зависит, когда я почту уместным просить у него руки Эухении.

Мысль о том, что человек, являвшийся мне образцом и вершиной добродетели и человеческой мудрости, предлагает мне свою единственную дочь, снова наполнила мое сердце признательностью, и я с живостью ответил, что, ежели Эухения согласна, я готов, ни минуты не медля, просить ее руки.

До нашего бракосочетания я совершил еще два путешествия на Восток, повидал острова Яву, Суматру, Борнео, Молукские острова и Малабарский берег. Пла-