Они хотели бы меня убить. Ох, как они хотели бы!.. Два искусных мечника в латах против одного наглеца, босого, в простецкой гимре… Но я уже видел, как сам стану убивать их. И звериное чутьё подсказывало им, что так и случится. И, самое обидное: никто не осудит, не отомстит, а императора эта новость, скорее всего, только позабавит.
Они ограничились тем, что ритуально плюнули в мою сторону и ворча угрозы, в том смысле, что, мол, «мы ещё встретимся… я тебя, сука, запомню… я тебя, гад, ещё достану в другом месте…», удалились. При этом Лумвуймадз был искренен в своей ненависти, а вот Ялмигэйд, как мне показалось, одобрительно ухмыльнулся.
Нет, конечно, мне это показалось. С какой стати ему было симпатизировать мне?
Что ж, по крайней мере, я знал что и где искать.
Вверив эмбонглам пост у входа в императорские покои, я отправился в город.
Я знал этот город. Карта Лунлурдзамвила была впечатана в мою память, как и многие другие полезные сведения из имперских истории и быта. Но в реальности всё, конечно, выглядело иначе. Зигганские жилища, которые я воображал себе чем-то вроде хохляцких мазанок, на самом деле были справными каменными домиками, в зависимости от достатка хозяина крытыми тростником либо крупной глиняной черепицей. Здания же, которые представлялись мне чуть ли не небоскрёбами, как, например, императорская библиотека или храм Пяти Богов, на деле оказывались чем-то малозначительным. Ну, что касается означенного храма, всё объяснялось просто: в полном соответствии с метафорой айсберга, всеобщему обозрению предъявлялась лишь малая, надземная часть святилища, подчёркнуто убогая, затерянная среди каких-то там меняльных лавок. И только особо глупые гости столицы, да ещё, к примеру, отмороженные на всю голову дикари-завоеватели — а что такие в пределах империи ещё существуют, я тоже знал! — могли не догадаться, что собственно тело айсберга, как-то: особо почитаемые и богатые алтари, сугубо уважаемые идолы и кумиры, подсобные помещения, хранилища, храмовая казна и, разумеется, лаборатории, в которых Дзеолл-Гуадз со товарищи занимался чёрт знает чем, располагаются намного ниже уровня земли и вплотную примыкают к галереям Эйолудзугга. А чтобы быть до конца определённым — являются органической его составляющей… Улицы, выглядевшие на карте перед моим мысленным взором ровными и чистенькими, эдакими транспортными артериями, наяву были кривы, пыльны, запакощены и порой попросту труднопроходимы. По этим улицам торопливо, стараясь не задерживаться, пробегали горожане в пропотевших гимрах и тяжёлых плащах из козьей шерсти. Лязгая булатом и топоча сандалиями на деревянных подошвах, шествовали караулы. Почерневшие от солнца и надсады полуголые бритые рабы, вспыхивая запавшими глазищами-прожекторами, тащили носилки с важным чиновником — каким-нибудь храмовым писарем или сборщиком податей. Шныряли стаи полудиких собак — мелких, похожих на лис, тощих и недружелюбных, в чьих глазах читался отчётливый гастрономический интерес. В поганых канавах валялась разнообразная, порой самая экзотическая, падаль. В мрачных тупиках и закоулках возникали и, словно бы по колдовству, таяли в горячем воздухе зловещие, больше похожие на тени бесформенные фигуры, встреча с которыми не сулила ничего хорошего. Улицы были стиснуты глухими стенами домишек, а те, в свою очередь, теснились и едва ли не лезли один на другой в отчаянной борьбе за место под горячим солнцем империи Опайлзигг…
Закутавшись в грубую накидку с капюшоном, для верности замотав лицо на манер степняков-лэрзигганов из долины Лэраддир, стараясь никому не мозолить глаза, я шёл в направлении рынка. Мне пришлось дать немалый крюк, чтобы выбрести к ремесленным рядам, минуя площадь Мниллаар. Название это переводилось с зигганского как «Подошва», хотя форму площадь имела скорее круглую. Быть может, в стародавние времена обувщиков тут было больше, чем гончаров и ткачей? Не похоже: самая распространённая зигганская обувь — босые пятки…