Шествие динозавров

Я почти привык к этому миру. Ощущение нереальности происходящего притупилось. Рассудок мой был заморочен беспрестанными заботами о безопасности Луола и общей неустроенностью быта: как и чем побриться? как приноровиться к особенностям здешних санузлов? как истребить головную боль от постоянного недосыпа, если анальгин ещё не изобрели? чем утолить зверский информационный голод в отсутствие газет и телевизионного ящика? как и на чём записать свои впечатления и маленькие открытия, если ниллгану отроду не полагались письменные приборы?! сотни и тысячи мельчайших, элементарнейших «как», «чем», «где»… И эта пузатая мелочь напрочь вытеснила собой глобальные, определяющие супер-вопросы, которые должны были бы меня потрясать до самых печёнок и которыми я должен был бы мучиться денно и нощно: как это я, простой советский… пардон, уже российский… историк вдруг очутился здесь, в этом никому не ведомом, но вполне осязаемом, вполне живом мире? Как это я хожу по древней пыли своими цивилизованными ногами? Нюхаю эту архаичную вонь и взираю на эти доисторические лица? Как? Каким образом? Зачем? Чудо? Да, разумеется, чудо из чудес, но… Что за смысл в этом чуде?!

В голове откуда-то всплыла и тут же растворилась практически бесследно какая-то смутная мысль. Одна из тех, что я называл «фантомными», потому что не ведал, откуда они берутся, кто мне их навеял и зачем, и как я с ними должен поступать. Слепой попрошайка Дууз-Дзаби… но не он мне нужен… а нужен мне шкодливый пацанёнок по имени Агдмроан… вот ему-то я должен отвесить подсрандель… только знать бы, за что…

Найти гончарню не составляло труда. Над её крышей, вздетая на какой-то покосившийся дрын, трепетала в горячем воздухе чёрная тряпка. И менее всего это был символ скорби. Скорее — стоп-сигнал: не проходите, зигганы добрые, налетайте-разбирайте никому не нужный скарб, всё равно пропадёт без проку. А вот кому гончарный круг, почти новый? Или две пясти необожжённых кувшинов? Или дочь гончара?..

Девушка была прелестна. Светлые волосы крупными прядями струились по обнажённым покатым плечам. Смуглые тонкие руки спокойно лежали на коленях, обтянутых подолом груботканной гимры со множеством застёжек и ремешков. Она безучастно сидела в углу гончарни, по которой гиенами рыскали соседи усопшего, и ждала, когда кто-нибудь польстится на неё. Но таких не было: у зигганов своеобразные понятия о полезности вещей. Никому не хотелось громоздить себе на шею лишний хомут…

Я, неузнанный в своём камуфляже, вошёл в мастерскую. Огибая груды черепков и распихивая мазуриков, судачивших о том, на кого падёт выбор вургра этой ночью, приблизился к девушке. Она подняла глаза — в них с неистовой силой полыхнул свет надежды. Она жаждала, чтобы её взяли.

Я откинул капюшон…

Надежда сменилась ужасом. Будто бы здесь, посреди мастерской разверзлась земля и восстал мрачный призрак. «Ниллган!.. Ниллган!..» — шебуршало за спиной. Дробно застучали по полу босые пятки, захлопала циновка в дверном проёме.

Моё лицо было скрыто, но мои глаза никого не могли ввести в заблуждение. Они не светились.

Девушка отшатнулась, пытаясь вжаться в стену, слиться с ней, сгинуть прочь. Сияние глаз угасло под опустившимися веками. Ладони судорожно вскинулись к лицу — и обречённо вернулись на колени.

— Как твоё имя? — спросил я.

— Оанууг, — ответила она. Словно выдохнула.

Губы её шевелились. Я прислушался: девушка шептала не то заклинание, не то молитву. Быть может, сейчас же ею сочинённую.

Вне всяких сомнений, она видела вургра, как меня. Знала: этой ночью он придёт за ней, чтобы докончить прерванную трапезу. И никто, даже зарытый под порогом отец, ей не защита.

Но я был страшен ей не меньше, чем вургр.

Глава шестнадцатая

… Семинар двадцать второй, географический. Посреди зала — макет материка в масштабе один к шестистам тысячам. Это значит, что макет занимает почти всё свободное пространство помещения — почти восемь метров в длину и почти три в ширину. Ох, нравятся мне здешние наглядные пособия, чёрт дери! В объёме, цвете и звуке, реки-ниточки текут, волны-игрушки бьют о прибрежные скалы, зелёные кроны-паутинки трепещут на ветру, по янтарным россыпям полупустынь с зелёными пятнышками оазисов слоняются мини-зверюшки — я пригляделся: носороги, блин, во всех подробностях, с рогами и хвостами! Нам бы в среднюю школу такие цацки — детишек учить, приохочивать к истории с географией!..

Материк Опайлзигг непохож ни на какой другой. Его очертания напоминают мне гигантского ската-манту, всплывшего на поверхность и задремавшего в тёплых струях. Одно крыло-плавник едва не задевает Мадагаскар, другое нависает над австралийской Большой Песчаной пустыней. Наверное, когда-то он был натуральным сухопутным мостом, и аборигены ходили вдоль по тропику Козерога в гости к мальгашам — меняли кенгуриные манто на лемурьи шапки. Впрочем, если верить оккультистам, скорее это лемуры, предтечи и носители мистического знания, приторговывали шкурами древних мальгашей… По площади он побольше Австралии, но Европе уступает, и порядочно.