Шествие динозавров

«Раздерутся, — подумал я обречённо и нашарил рукоятку своего меча. — Ох, уж мне этот извечный антагонизм двух столиц. Сталин и Киров[62], Горбачёв и Гидаспов[63]… А ведь он носит объективный характер, клянусь молотом Эрруйема! Чего им не живётся в мире? Что делят, шкуру какого неубитого мегатерия? Тот же Агуаздуэг, правитель Запада, — ничем его положение не лучше и не хуже… и даже, пожалуй, хуже, потому что провинция Аэйнюймб — голодный край, населённый обозлённым до кипения сбродом, и Луола там не то чтобы не уважают, а откровенно ненавидят… а ведёт себя тихо, незаметно, дерёт с кого может не по три даже, а по семь, десять шкур, и обозы приходят вовремя, и рекруты вздымают пыль на военном тракте, и оружие у них своё, а не из неприкосновенных арсеналов Лунлурдзамвила… За стол бы мне сейчас, я бы живо обобщил и сформулировал… чтобы справа лежала свежеоткупоренная стопка чистой бумаги по пятьдесят четыре копейки килограмм, а слева горела лампа и стояла литровая кружка кофе без сахара, а прямо перед носом — наполовину исписанный уже лист…»

— Видит Юнри, мой ствол не скучает, — фыркнул Луолруйгюнр. — Вокруг полно глоток, которые следовало бы забить… Но мне становится противно каждым утром натыкаться на следы мерзких вургров возле южных стен Эйолияме.

Тут уж я не утерпел.

— Одуйн-Донгре ни при чём, — сказал я пренебрежительно. — Разве он колдун, чтобы иметь власть над вауу? Вургры указывают на иного…

— Вот как? — изумился император. Оторопели и остальные. Должно быть, многим и в головы не приходило, что я способен разговаривать. Обоссать раздухарившегося юруйага — это одно. Но встревать в разговор между правителями!..

Чёрт потянул меня за язык. Но мне было чрезвычайно любопытно, как поведёт себя верховный жрец. В конце концов, я тоже хотел попрактиковаться в плетении нехитрых интриг. И я уж открыл было рот, чтобы передать слова несчастного вургра.

— Надо ли понимать так, что ты вместо того, чтобы убить это чудовище, беседуешь с ним? — опередил меня Дзеолл-Гуадз. Он выглядел раздосадованным. И ничто не могло бы послужить лучшим доказательством обвинения. Он воспринял мои слова на свой счёт, интерпретировал их как попытку наезда и обиделся на меня за нарушение уговора о взаимопомощи. — Может быть, ты и сам — вургр?! Позволь мне взглянуть на твою шею, нет ли там «поцелуя вауу»!

В языке зигганов нет слова «поцелуй». Как нет в их обиходе и самого обычая обмениваться лобызаниями. Суровый, грубый народ, они не знают подобного проявления нежности ни к детям, ни к женщинам. Поэтому я погрешил против истины, переведя таким образом местную идиому «неглубокий укус»…

Но поверье гласит: вауу не целуют ниллганов.

Похоже, я застиг Дзеолл-Гуадза врасплох. Готовый ко всему, он оказался не готов к дискуссии с хранителем императорского тела.

И никто был не готов. Даже само императорское тело. Никогда я ещё не видел такого живого выражения любопытства на пергаментной физиономии Луола!

Что ж, продолжим наши игры…

— Я ниллган, — сказал я, усмехнувшись. — И могу позволить тебе осмотреть лишь мой зад.

— И где же ты его скрываешь? — наседал жрец.

— Что ты имеешь в виду? Зад или вургра?

Плосковатая шуточка пробила почти всех в тронном зале. Император хихикнул. Юруйаги загыгыкали. Даже беспросветно тёмные эмбонглы переглянулись: уж их-то юмор никогда не выходил за пределы материально-телесного низа… На какое-то время Первый ключарь Эйолудзугга превратился в клоуна.

Шпион Штирлиц, если верить любимцу всех вождей и народов камараду Семёнову[64], был мастер по смене пластинки в беседе. Как он там говаривал — про себя, естественно? Важно войти в разговор, но ещё важнее — выйти? Чёрт, поручиться за точность цитаты я уже не мог, не помнил… Зато отлично помнил историю про Алкивиада[65], тоже порядочного раздолбая, и его собаку. Так вот, эта ракалия Алкивиад отсёк своей прекрасной собаке замечательный её хвост. И когда все дружки в один голос пустились оплакивать бедную псину и честить во все корки хозяина, тот ухмыляясь заявил: пусть-де кроют меня за собачий хвост, а не болтают обо мне чего похуже. Если верить Плутарху, «чего похуже» афиняне могли бы накопать в избытке… Кстати, при всём моем уважении к американской демократии: практически все военные конфликты, в которые ввязывались доблестные «джи-ай», затевались, когда мистеру президенту ну очень нужно было перевести стрелки со своего рыльца в пушку на какого-нибудь аятоллу, взбодрить военно-промышленный комплекс, просто встряхнуть задремавшую в сытости и благополучии нацию, а что при этом погибнут какие-то никому не известные инородцы, да ещё десяток-другой или даже сотня тех же «джи-ай» — дело житейское, на Арлингтонском кладбище полно места для героев… так что Алкивиад и Штирлиц — пацаны против этих штукарей из Белого дома…

Вот и я, ничтожный эпигон, сменил пластинку, вставив в нашу светскую беседу в качестве новой благодатной темы собственную задницу. И преуспел: неискушённый в полемике Дзеолл-Гуадз купился как мальчишка. Он обиделся и принялся поливать меня изо всех шлангов.