Шибболет

Прошлое очень подвижно. Оно спешит,
Смешно суетится, курит по пачке в день.
А к настоящему каждый из нас пришит
И вместе с ним потихоньку уходит в тень.

Медлительней настоящего времени нет,

Особенно осенью, в золотые дни,
Подолгу стоишь на жёлтый и красный свет—
Одно плечо на свету, другое— в тени.

Любим. И взглядом любящим облучён.

Смешон: плечо— в тени, плечо— на свету.
И таким доверием времени облечён,
Что позволяют тебе дремать на посту.

Будущее опускает свой капюшон,

Оставляя тебе обзор на два шага.
Ты, как Солнце планетами, страхами окружён,
Марс косится красным глазом врага…

«По всякому сору, разбросанному по углам…»

По всякому сору, разбросанному по углам,
по всему, что зовут рассыпчатым словом «хлам»,
узнаешь по утрам себя, родной бедлам.
Хромосомы попарно строишь. Хромают немножко.
У чьей-то жизни такой же смешной уклон.
Из мухи сходства растет непомерный слон.
Узнаешь своих по тому, как держат ложку,
произносят «Да?», подойдя к телефону, как
прикрывают глаза от скуки… Такой пустяк—
и сквозь мякоть характера виден судьбы костяк.
Отпадают мелочи вроде любви, страданья…
Понимаешь, что ты внутри, по тому, что— вне,
что Земля на месте пока— по верной Луне,
болезни нашего неба, родинке мирозданья.

«Мы меньше того, что известно о нас…»

Мы меньше того, что известно о нас
из сплетен, обмолвок и фото.
Включая на кухне под чайником газ,
имея лицо идиота,
как всякий, кто мелочь искал в кошельке,
чихал, улыбался под душем,
ты— вот он, ты весь, как синица в руке,
как беглая рыба на суше.
За то, что вот это, такое лицо—
тем более странно и чудно,
и в памяти держат, в конце-то концов,
и любят тебя беспробудно.

«Мне нравится, что мы…»

Мне нравится, что мы
так на слова похожи,
и нами правит тоже
грамматика зимы.

И разговора нить

дрожит, и слов так мало,
что говоришь устало:
«Мне трудно говорить».

На несколько минут,

беспомощны и голы,
к остывшему глаголу
наречия прильнут.

Нам тоже повезло—

до скорого пробела
жить сбивчиво, несмело,
косноязычно, зло.

Угрюмая звезда

нас понукает взглядом.
И три минуты рядом—
для нас уже «всегда».

Об этом знает тот,

кто робкой жизни строчку
в одну слепую точку
запасливо свернёт.

«Пора уходить, потому что мы больше не можем…»