Шибболет

Софи Лорен спит на плече у Карло Понти,—
нет, на спине— обнимает его сзади.
Он сидит, во что-то на горизонте
уставившись насмешливыми глазами.

Можно придумать, во что, но всё— пустое.

Просто сидит, устало вытянув ноги.
Кадр означает нечто совсем простое—
апофеоз покоя, триумф тревоги.

Что ты знаешь о нём, лица не видя?

Прижавшись к его спине, засыпая сладко?
Въезжая в сон на тощем велосипеде…
Поцеловав рассеянно под лопатку…

Что ты знаешь про эту гордую касту

неспящих, покинутых сном и тенью?
Рим остывает на ночь, да и у нас тут—
похолоданье, вернее же, охлажденье.

Библиотека

И ночевали мы в библиотеке.
Одна из нас спала себе на стуле.
Другой залез на стол и для потехи
оттуда Канта уронил, когда уснули.

Там было душно, весело и пыльно.

Одна из нас уже звонила мужу.
Мы были заперты: не накрепко, не сильно, —
достаточно, чтоб не спешить наружу.

Обязанные тьмой надежным шторам,

приглядывались вновь к знакомым лицам.
На языке болтали, на котором
со спящим говорит все то, что снится.

И вздрагивали, слыша речь такую,

и радовались, как после разлуки.
Один из нас, взяв за руки другую,
сказал неловко: «Наконец-то… руки».

Нас до рассвета выпустят едва ли,—

мы думали и были не в обиде.
Болтали, а потом, устав, дремали,
а та давно спала на стуле, сидя.

И снилось каждому, что он чудесно заперт,

оставлен с теми, с кем ему хотелось.
Мой сон ветвился радостно и замер, —
его смущала собственная смелость.

И он бежал проворней человека.

Я знаю их пугливую привычку!
Понятно, почему— библиотека:
мне все никак не выбраться в Публичку.

«Декорация. В лиственной ложе— автор…»

Декорация. В лиственной ложе— автор.
Споёмте, друзья: Ольга, няня…
Темнеет. Приходит хмурое завтра.
Гаснет свет. Зелёный занавес вянет.
Пускай нас любят хотя бы любовью брата!
Какие угодно пошлости, мол, вы— роза!
Люди, в конце концов, не виноваты,
Что не летают, как птицы… Грозы
Пилят небо молний смычками злыми.
Споём о любви, о любви, а там уж
И позабудем её негромкое имя:
В монастырь, в омут, за дурака замуж…
Но она-то верна нам, и это— верность тирана,
Который к старости стал капризным, вздорным.
Раньше пела «пускай погибну…» чистым сопрано,
Нынче басом поёт, что все возрасты ей покорны.

«Крикливым клином улетают от нас туристы…»