Широкий угол

– Да уж, Трейвон – сама любезность, – ответил я с сарказмом. Я даже не попытался улыбнуться комплименту – не понимал, какова его цель.

– Кем работаешь? – поинтересовался я.

– Стилист по прическам. По мне что, не видно? Хорошего парикмахера всегда можно узнать по гнезду на голове, – усмехнулся он. – А ты, я слышал, собираешься публиковаться в «Нейтив». Неплохо.

Он рассказал, что несколько лет назад переехал в Нью-Йорк из какого‐то городишки под Варшавой и пошел на курсы парикмахеров. Закончив их, начал работать и с тех пор так ни разу и не ездил к родителям в Польшу. Не из экономии – зарабатывает‐то он прилично. Но он – гей, и в Польше он чувствовал себя изгоем. Варшава живой современный город, а вот о польской провинции так не скажешь, пояснил Патрик.

– Слушай… – попытался я прервать разговор, хоть Патрик и произвел на меня впечатление нормального парня. – Ты Вивиану случайно не видел? Мне надо отдать ей эту бутылку.

– Нет, зато видел Трейвона. Он где‐то там.

– Спасибо.

Прежде чем я ушел, Патрик дал мне свою визитку. Я улыбнулся ему и подошел к Трейвону, который вырвал бутылку у меня из рук, даже не поздоровавшись, и махнул рукой, чтобы я шел за ним. Не знаю, в чем тут было дело: то ли в том, что Трейвон был звездой подиума, то ли в том, что он был очень высоким, но пробираться сквозь толпу ему оказалось куда проще, чем мне: перед ним все тут же расступались.

Наконец я увидел Вивиану, стоявшую рядом с Перри.

– О, кто пришел! – воскликнула Перри. Ее большие зеленые глаза были густо подведены и слегка подкрашены мерцающими тенями. Она так и сияла. Перри взяла бутылку у Трейвона куда бережнее, чем он выхватил ее у меня, и протянула Вивиане.

– Это вам от нас.

Длинные волосы с высветленными прядями спадали Вивиане на спину. На ней было ярко-красное платье и туфли на высоченных каблуках – в них она казалась еще выше и величественнее, чем на съемочной площадке, где расхаживала в своих любимых коричневых сапогах. Она расцеловала нас одного за другим. Затем разлила вино по бокалам и произнесла тост за успех кампании «Готт Норви». У меня сжалось сердце, когда я вспомнил о деньгах, потраченных на новую бутылку, и словах продавца: «Вижу, вино вам понравилось!» Мне не хватило духу признаться, что, даже если бы оно мне и понравилось, я бы ни за что не купил еще одну бутылку. Сет отказался покупать новое «Брунелло», предложив мне просто взять воронку и перелить сангрию в пустую бутылку, предварительно убрав куски фруктов. Вот только в вине уже были три ложки сахара и банка спрайта, и Вивиана сразу почувствовала бы, что это никакое не «Брунелло». Потягивая вино, я посылал лучи проклятия Сету с его сангрией. Ноток имбиря и розмарина, обещанных продавцом, я так и не почувствовал.

Двумя часами позже я подъехал на такси к дому. В квартире стояла тишина. Джеймс спал у себя в комнате, а Сет уехал на Рош а-Шана к родителям в Нью-Джерси. Я разделся и собрался залезть в душ, надеясь смыть с себя все пережитое на вечеринке у Вивианы. Там я чувствовал себя совершенно не на своем месте, рыбой, вытащенной из воды, маленьким уродливым Эзрой Крамером в жалком костюме из «Зары» в окружении всяких снобов. Я уже собирался запереться в ванной, когда в дверь позвонили. Я спросил, кто там. Для соседей, решивших зайти за мукой или штопором, поздновато.

Я открыл дверь и оказался лицом к лицу с Сидни.

– Ого! Вот так сюрприз!

– Эзра-а-а-а! – протянула она, обхватила меня руками за шею и повисла на мне. – Как дела? – она была ярко накрашена и источала тонкий аромат флердоранжа. Я мягко высвободился из ее объятий.

– Спасибо, хорошо. А ты что тут делаешь? Сет у родителей.

– Да знаю, – щебетала она. – Но я соскучилась и решила прийти посидеть у него в комнате.

Она была заметно пьяна. Схватила меня за руку, потащила в гостиную и толкнула на диван.

– А почему ты голый? Подразнить меня решил?

– Я в душ собирался.

– Ах, в душ… Я с тобой.

Не успел я и слова сказать, как она выскользнула из платья и расстегнула лифчик. Я замер и смотрел. Грудь у нее была округлая и крепкая, прямо как я и представлял, глядя на Сидни, когда мы работали вместе. А вот соски оказались крупнее, чем я думал. Сердце забилось быстрее. Полуголая Сидни была так близко и одновременно так далеко. Скользя по ее телу взглядом, я видел и красные точки на ногах, оставшиеся после недавней эпиляции, и изгиб спины, и влажные губы, сложившиеся в шаловливую улыбку. Я чувствовал тревогу и любопытство, возбуждение и страх одновременно, а Сидни очень медленно приближалась к дивану, на который я упал. Кровь толчками била в мозг, в сердце и в самые отдаленные уголки тела, но сам я застыл, практически парализованный столь невероятным развитием событий.

– Ну, чего ты ждешь? Идем в душ!

Это была девушка моего лучшего друга. Пьяная. Я знал, что и пальцем к ней не притронусь. Знал, что надо заставить ее одеться и отправить восвояси. Но, учитывая ее жалкое состояние, самое меньшее, что я мог сделать, – оставить здесь, пока не придет в себя.

Она была со мной. Мы дружили, и я никогда не сделал бы ей ничего плохого.