Показывая, как сильно доверяет любимой, повез однажды Юлю к месту, где бросили задушенную. Гнилое болотце, сухостой. Все так, как потом указывала Алевтине Николаевне гадалка. «Принеси канистру с бензином, – строго приказала Юля, – а то получается как-то не по-человечески». Позже мотивировала свой поступок душевной добротой: ведь на
Только исполнителя не нашли.
Глава IV. «Цум ва нумити? Сот иэ?..»
Я позвонил домой и услышал всхлипывания и стон: «Он умер! Он умер!»
Наталья Николаевна – будущая теща моя – стонала страшней, чем морская чайка.
Меня сразу всего обдало томительным холодком. Оказывается, крепко вчера мне врезали по голове, если мир искривляется, а будущая родственница стонет. Но оказывается, это просто Ботаник как ушел с вечера, так и нет его.
«Что же он? И дома не ночевал?»
«И дома не ночевал».
«И не звонил?»
«Ни разу».
«А раньше с ним такое случалось?»
Наталья Николаевна замялась. Она не знала, как правильно ответить.
Ну да, у Архипа Борисыча были ранения. В спину и в голову. Он много лет служил в силовых структурах. Он дважды контужен, многое пережил. «Я на работу тебе звонила, твою визитку нашла. – Заслуженная работница библиотеки все же кое-что понимала в жизни. – А мне твой товарищ – (понятно, Роальд) – сказал, что Архип Борисыч, наверное, в реанимации».
Я не стал объяснять Наталье Николаевне смысл указанного выше термина.
Все равно не поймет. Даже не удивился, когда в собственной прихожей (я все-таки зашел домой) неизвестный кобель с жутким рычанием распустил мне джинсы от кармана до колена. Парчушники эти американцы, покупать следует отечественную джинсу. Я коротко вмазал кобелю по черному шершавому носу, загнал его под столик в прихожей, но на высоком одежном шкафу тоже что-то угрожающе шипело, а из темного угла по-звериному тепло пахнуло нежной волной звериной мочи и чего-то квашеного. При этом под любимым моим плетеным креслом, постанывая, подергиваясь от мертвого страха, тряслась еще одна тварь – непонятная, круглая, как арбуз. Короткие ножки, свиной пятачок, пейсы, мерлушка по всей спине. И живот – голый, розовый.
– Чего она трясется, как холодец?
– Ты напугал ее, ты напугал ее!
Я осторожно приоткрыл одежный шкаф: «Откуда тут все эти звери?»
– Гибнут, – простонала Наталья Николаевна. – У вас тут не город, а скотобойня. Во дворах кошек бьют. С собаками еще хуже. Мужа на улицу нельзя выпустить! – Она явно жалела, что приехала в такой страшный город. – А кошкам, – скорбно добавила она, – нравится на чистом.
Впрочем, кошкам нравилось не только на чистом.
Им нравилось – на скатерти, на ковре, на моем новом костюме.
Им нравилось – на подоконнике и на шкафу, на диване в гостиной и на рукописях в кабинете. Кажется, за сутки в моей квартире обосновались все местные бродячие твари. Тощие, длинные, огрызаясь, повизгивая, рыча, они бродили по квартире, как тени каких-то необыкновенных духов. Таким же необыкновенным, почти не телесным духом выглядела заслуженный библиотечный работник Наталья Николаевна. Она оплакивала Ботаника. У него ранения. У него случаются провалы в памяти. Он бывал на таких войнах, о которых я даже не слыхал. Он отмечен благодарственными письмами сразу нескольких прогрессивных правительств. Он работал в закрытых проектах. Наталья Николаевна испуганно моргнула. В этих проектах самые обыкновенные дождевые черви быстро поддавались качественной дрессировке, там простейших заставляли всплывать по сигналу в стеклянном капилляре. «А теперь он умер, он умер!»
К счастью, Ботаник не собирался умирать. У твоего родственника («…будущего», – добавил я) сообщил Роальд, когда я до него дозвонился, куча приятелей в местном ФСБ. У них и ночевал. А сейчас опять потягивает пиво в «реанимации». Вот когда пересажаем всех преступников, таких хорошо проявивших себя стариков всех одной кучей повезем на Гавайи. Так и скажи теще («…будущей», – добавил я). А покончишь с делом Хоря и Калиныча, тащи старика домой.
Я положил трубку, но теперь задергался в кармане мобильник.
Белые руки Натальи Николаевны взметнулись над головой: «Он умер! Он умер!»
Но звонила Инесса. Хотела напомнить, дурочка, что у Архиповны каменное сердце. Она ведь не знает, что на левой груди Архиповны есть крошечное тату – лиловый нежный цветочек…
В «реанимации» все кипело.
Циолковский, правда, отсутствовал.
Зато обступили Архипа Борисовича какие-то суетливые типы.