Мерил нервничает больше обычного. Ее психолог угрожает отменить телефонные привилегии еще на один месяц. Мерил хочет убежать. Школа недавно изменила правила — отменила добровольный отъезд. Теперь они не могут просто так взять и уйти.
Мерил в апреле будет девятнадцать, она не хочет проводить свой день рождения в этой дыре. В мае Оушн исполнится два года.
Фрида напоминает Мерил о Лукреции, о том, что та была бы счастлива поменяться местом с любой из них. Если бы Лукреция осталась, у нее все еще был бы шанс вернуть Бринн. Теперь она навечно внесена в базу данных. Будь Лукреция здесь, у них была бы настоящая конкуренция.
— Мы сдадим экзамен. На следующий уик-энд они позволят нам позвонить домой.
— Ты же сама в это не веришь, — говорит Мерил. — Ты что думаешь — они всем нам поставят проходные отметки? Я так не считаю. Мы в полной жопе.
— А вот и нет. Ты не должна так думать.
Мерил говорит, что они с отцом Оушн этим летом собирались найти работу в Джерси-Шор. Она хотела устроиться официанткой, заработать денег на колледж. Она выйдет отсюда и поступит в колледж, будет изучать всякую компьютерную хрень. Может, они с Оушн переедут в Силиконовую долину, будут там разрабатывать компьютерные программы.
Она смотрит на Фриду в ожидании одобрения, Фрида говорит, что ей нравится эта идея. Практично. Она противится желанию сказать о стоимости жизни в Сан-Франциско. Или вообще где-либо в области залива Сан-Франциско. О стоимости ухода за ребенком. О многих препятствиях. Пусть молодежь помечтает.
Во время перерыва Мерил показывает Фриде медальон. Запоздалая валентинка от зеленоглазого охранника.
Фрида советует ей избавиться от подарка. Судя по виду, он обошелся парню в десять долларов и девяносто девять центов.
— Нет, он мой. Он сделал мне приятное. Что? Да не корчи ты такую рожу. Почему я не могу порадоваться?
— А если тебя поймают?
— Да ерунда. Он еще и фотографировал меня. И видео снимал.
— Шутишь.
— Ты че — моего лица там не видно. Я об этом подумала. Я не идиотка.
— Скажи ему — пусть сотрет. И из облака тоже пусть сотрет.
— Ты параноик. И завидуешь. А еще настоящая баба средних лет. Бет считает, что это классно, что он сделал мне подарок.
— И ты ее слушаешь? Бет считает, что классно запланировать собственную передозировку. Откуда ты знаешь, что он их никому не показывал? — Ей хочется сказать Мерил, что несколько лет назад она поставила крест на подобных фотографиях, и как же она рада, что теперь нет никаких свидетельств. Но когда-нибудь она так воспитает Гарриет, что та не позволит фотографировать свое голое тело, свою вагину, свою задницу. Гарриет никогда не будет делать голых селфи для парней.
— Он этого не сделает, — говорит Мерил.
— Все это делают.
Мерил уязвлена.
— Ладно, маманя. Я с ним поговорю.
Матери получают темы для обсуждения во время воскресных звонков — изменения, слухи о которых шли уже некоторое время. Они должны задавать вопросы открытого типа о том, как идет обучение их детей, как проходит домашняя жизнь, с кем они дружат. Им не разрешается поднимать вопросы о времени, о том, сколько они уже здесь или когда их отпустят домой. Привлечение внимания к отсутствию родителя может породить нежелательные последствия. Не все пройдут экзамены. Не все родители и дети смогут воссоединиться. Важно не давать ложных обещаний. Ложные обещания только подорвут способность ребенка верить. Им не позволяется спрашивать о встречах их детей с социальным работником или о квалификации тех, кто осуществляет терапию, назначенную судом. Они должны хвалить стойкость своих детей. Должны благодарить опекунов ребенка. Один раз они могут сказать: «Я тебя люблю» — и один раз: «Я по тебе скучаю».
— Вы уж постарайтесь, дамы, — говорит миз Гибсон.
В конце февраля Габриель, сын Линды, все еще не появился. Он уже отсутствует целый месяц. Женщины в розовых халатах советуют Линде использовать имеющиеся ресурсы: ее психолога, горячую линию, которая работает двадцать четыре часа в сутки, других матерей. Они советуют ей запросить увеличение времени консультаций у психолога. Они предлагают ей медитативные книги-раскраски.
Вечером перед днем экзамена Линду отправляют в разговорный кружок за то, что она трясла свою куклу. Класс отрабатывал протокол обморока. Линда заявила, что пыталась вернуть свою куклу к жизни. Инструкторы назвали ее приемы агрессивными. Они сочли, что она была в шаге от чего-то похуже, могла ударить свою куклу, если бы они не вмешались.
За обедом Линду прорывает. «Я не садистка какая-нибудь», — рыдает она.
Бет и Мерил дают ей свои салфетки. Линда плачет громко и позорно. Фрида наливает Линде стакан воды. Она молча произносит тайную молитву. За Габриеля. За его сестер и братьев. За их нынешних и будущих родителей. За их нынешние и будущие дома.
11