Школа хороших матерей

Она притягивает тело Эммануэль к своему, целует голову куклы, трет загривок, как делала это с Гарриет. Через некоторое время автомобильный запах куклы становится приятным.

— Детка, ты никогда не устаешь от жизни в комнате оборудования?

Эммануэль вздыхает.

— Да.

— А где бы ты предпочла жить?

— С мамочкой!

— Ах, это очень мило. Ты моя милая девочка. Я тоже хочу, чтобы ты жила со мной. Где мы бы стали жить?

Эммануэль садится и показывает на библиотеку. Она показывает на небо.

Фрида рассказывает ей о яслях и кроватях для больших девочек, ночниках и детских мешках для сна, о предметах, помогающих детям уснуть… Она жалеет, что не может дать все это Эммануэль, что у той одеяла и игрушки только во время занятий. Сиюминутные блага. Ужасно, что ей приходится спать стоя.

Эммануэль радуется перспективе иметь собственную комнату.

— Мы можем сделать вид, что она у тебя уже есть.

Они остаются еще на некоторое время на солнце, держатся за руки. Фрида жалеет, что они не могут провести здесь весь день. Если она когда-нибудь расскажет Гарриет об этом месте, то поведает ей о том, что ей нужно было где-то хранить свою любовь. Эммануэль — сосуд ее надежд и устремлений, вот так же люди прежде вверяли свою веру и любовь скрижалям и священным деревьям.

* * *

Реагируя на эмоциональное потрясение дня, троица женщин средних лет прекращает голодовку в поддержку Линды и возвращается к еде. Миз Гибсон приносит Линде белковый коктейль. Она грозит надолго отправить Линду в разговорный кружок. На дополнительное консультирование к психологу. Грозит автоматическим нулем за третий раздел. Миз Гибсон не собирается уходить, пока Линда не сделает первый глоток.

— Габриель хотел бы, чтобы ты ела, — говорит Бет. — Если захочешь поговорить, то я здесь.

Она передает Линде яблоко, и Линда съедает его.

У Линды жалкий, несчастный вид. Фрида чувствует смущение из-за нее. Никогда прежде они не видели, чтобы Линда краснела.

Фрида — единственная среди одноклассниц, которой так и не удалось дозвониться домой. У других звонки были короткие и неудовлетворительные. Прощания провоцировали нервные срывы. Куклы все время вмешивались в разговор. Матерям младенцев было легче. Куклы-малыши оставались в своих колясках и кричали, но не могли двигаться, сказать «мамочка» или схватить телефон. Матерям кукол постарше приходилось предотвращать смерти, происшествия, бегства, слишком тесное знакомство, одновременно разговаривая со своими настоящими детьми.

Прошел слух, что некоторые романы внутри тинейджерской группы начались еще на кукольной фабрике. Фрида видела, как две куклы — тинейджер-девочка и тинейджер-мальчик — тискались под деревом. Шарили внизу друг у друга руками. Они, казалось, не знали, как целоваться, а потому просто облизывали друг друга. Мальчик укусил девочку в плечо. Девочка вставила палец в ухо мальчику. Мальчик уложил девочку на живот и начал гладить ее синюю крышечку под формой.

А куда делись их матери? Фрида опасалась, что мальчик разденет девочку, открутит крышечку и попытается войти в ее полость. Отверстие имело достаточный размер, чтобы туда пролез пенис. Она не знала, предусмотрена ли у кукол эрекция. Делается ли это с обоюдного согласия. Эммануэль решила, что девочке больно, что мальчик делает ей больно. Девочка стонала. Фрида, катя коляску мимо этой парочки, попросила Эммануэль закрыть глаза.

После обеда Фрида думает: не позвонить ли ей Уиллу, но противится этому желанию. Искушение сказать ему правду будет слишком велико. Она набирает номер родителей и начинает плакать еще до того, как они сняли трубку. Отец просит включить изображение. Фрида соглашается, хотя и не хочет, чтобы они ее видели. Волосы отца сильно поредели и стали совершенно седыми. Мать выглядит хрупкой. Отец плачет несколько минут, но мать поначалу держится. Однако вскоре и ее выражение меняется. Фрида знает: ее мать хочет сказать, что дочка стала другой. Фрида надеялась, они никогда не увидят ее в форме. Боялась тех воспоминаний, которые могут быть разбужены этой одеждой. Отец редко, но рассказывал ей воспоминания своего детства — мужчины в дурацких колпаках, марширующие по их деревне, дети, выливающие мочу на головы дедушек и бабушек, старики, стоящие на коленях на битом стекле во время сессий борьбы[19].

Они отчаянно перебивают друг друга. Отец каждый день писал ей письма. Мать покупала одежду для Гарриет на вырост. Они каждый день смотрят видео с внучкой, разглядывают ее фотографии. У них ее снимок стоит на обеденном столе для компании во время еды.

Фрида держит телефон близко к себе, чтобы они видели только ее голову. Она спрашивает о дне рождения матери, о свадьбе двоюродного брата, об их визитах к врачам.

— Ты слишком тощая, — говорит ей мать. — Чем там тебя кормят? Держат на голодном пайке? Тебя никто не обижает?

— Хочешь, мы позвоним Рени? — спрашивает отец. — Пусть сделает что-нибудь.

— Не делайте этого. Пожалуйста!

Они спрашивают, говорила ли она с Гарриет. Гаст несколько раз сообщал им новости о внучке. Они бы хотели послать Гарриет подарок на день рождения.