Школьные годы

Я былъ бы очень радъ сказать что нибудь лучшее о покойномъ В С-ч. Лично я находился съ нимъ въ самыхъ благополучныхъ отношеніяхъ, и кажется даже пользовался особымъ его расположеніемъ. Я думаю, что это былъ вовсе не злой и не дурной, а только очень обыкновенный человкъ, всегда подчинявшійся малйшему давленію сверху и не выработавшій въ свою долговременную практику никакого собственнаго взгляда. Въ первой половин 50-хъ годовъ, сверху требовали строгости, допускали и жестокость; В. С-чъ не только удовлетворялъ этому требованію, но и самъ несомннно раздлялъ понятія и взгляды господствовавшаго въ то время обскурантизма. Для него, человка ординарнаго, это было тмъ извинительне, что при пассивной роли директора, на немъ лежали весь трудъ и вся отвтственность. Къ чести его здсь необходимо прибавить, что при всей практиковавшейся въ гимназіи строгости, у насъ почти совсмъ не прибгали къ исключенію воспитанниковъ. Тогдашнія учебныя заведенія вообще держались правила, что дти даны имъ счетомъ, и счетомъ должны быть возвращены родителямъ и обществу. За вс четыре года моего нахожденія въ первой гимназіи, я знаю только одинъ случай изгнанія воспитанника изъ стнъ заведенія – именно нкоего Ч., пойманнаго en flagrant d'elit въ проступк положительно безнравственномъ.

Директоромъ гимназіи при мн былъ Викентій Васильевичъ Игнатовичъ. Кажется онъ былъ хорошо образованный человкъ, но мы видали его чрезвычайно рдко, и наврядъ ли онъ принималъ дятельное участіе въ длахъ заведенія. Толстый, благодушный, съ очень благообразнымъ и умнымъ лицомъ, онъ производилъ впечатлніе пріятнаго барина, неохотника до черной работы. Онъ любилъ впрочемъ показать, что занимался спеціально исторіей, иногда заходилъ на уроки г. Лыткина и самъ спрашивалъ учениковъ, именно тхъ, которые желали поправить передъ субботой полученную на недл единицу. Но всего превосходне онъ былъ въ смысл декоративномъ: такого директора можно было выставить куда угодно. Помню его какъ сейчасъ въ двухъ торжественныхъ случаяхъ. Въ март 1855 года гимназія праздновала свой 25-лтній юбилей. Были министръ народнаго просвщенія А. С. Норовъ и попечитель округа. Воспитанникамъ дали завтракъ, съ бокалами какого-то похожаго на шампанское напитка. В. В. Игнатовичъ, въ мундир и во всхъ регаліяхъ, былъ представителенъ до помраченія; онъ ршительно затмвалъ весь сановный персоналъ, постившій нашу столовую, и когда онъ, обратясь съ поднятымъ бокаломъ къ министру, произнесъ нсколько краткихъ словъ, упомянувъ въ нихъ и о какомъ-то орден, «незадолго передъ симъ украсившемъ вашу достойную грудь» – то вс, даже самые маленькіе между нами, почувствовали какъ это хорошо было сказано… Въ другой разъ припоминается мн почтенный В. В. Игнатовичъ, какъ онъ, въ разгар восточной войны, вошелъ разъ къ намъ въ репетиціонную залу, и поздоровавшись необычайно ласково съ учениками, провозгласилъ: «Дти, любите ли вы Россію?» Мы отвчали что любимъ. Тогда директоръ, указавъ на производящійся повсемстно сборъ пожертвованій на военныя нужды, пригласилъ насъ открыть между собою подписку. Мы отозвались съ полною готовностью.

Я не могу судить, насколько вообще дятельность В. В. Игнатовича была плодотворна для гимназіи, но долженъ сказать, что это былъ несомннно умный и добрый человкъ, и что наврное ни одинъ изъ его воспитанниковъ не имлъ съ нимъ непріятнаго столкновенія и не сохранилъ къ нему враждебнаго чувства. Если нельзя утверждать, чтобъ у насъ выразилась серьозная любовь къ нему, то только потому, что мы мало его видли.

Не знаю, насколько слдуетъ приписать вин директора неудачный выборъ своихъ помощниковъ по воспитательной части, но надо сознаться, что составъ гувернеровъ былъ изъ рукъ вонъ плохъ. Все это были иностранцы – въ расчет на практику въ новыхъ языкахъ – и почти поголовно люди безъ всякаго образованія. Крайнимъ невжествомъ поражали въ особенности французы. Одинъ изъ нихъ, бывшій барабанщикъ великой арміи, раненый казацкою пикой, преподавалъ въ первомъ класс французскій языкъ и не могъ поправлять ошибокъ въ диктовк, не заглядывая въ книгу. Другой былъ до того старъ, что почти не стоялъ на ногахъ; третій, совсмъ глупый и безнравственный человкъ, ршительно не годился къ педагогическому длу. Надо впрочемъ сказать, что французы были вс очень добрые люди и мы съ ними отлично уживались; за то удивительнымъ злопамятствомъ и тупымъ педантизмомъ отличались нмцы. Это были наши присные враги, съ которыми мы вели непрерывную войну… Не знаю, къ какой національности принадлежалъ упомянутый выше Б-ни; фамилія у него была итальянская, но онъ отлично говорилъ по-русски, а по характеру напоминалъ австрійскаго полиціанта меттерниховскихъ временъ. Надо было изумляться ловкости, съ какою онъ накрывалъ шалуновъ, и доходящей до благородства горячности, съ какою онъ умлъ самый пустой случай раздуть до степени чуть не политическаго дла. Австрійскій чиновникъ, обрусвшій въ тогдашнемъ Петербург и совмстившій въ себ оба букета, бывалъ иногда истиннымъ виртуозомъ своего дла.

* * *