Школьный дневник Петрова-Водкина

Зори новых поколений.

Но никто и никогда

Не забудет имя: Ленин.

Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой

В горе, в надежде и радости.

Ленин в твоей весне,

В каждом счастливом дне,

Ленин в тебе и во мне!»

Песня хлынула в зал как огромный речной поток, неотвратимо заполняя зал и вытесняя воздух, и зрители в зале застыли, не силах пошевелиться и вздохнуть, придавленные мощью хора и торжественностью момента. Валька не мог оторвать взгляда от сцены.

После перерыва, пока дяденька из масложиркомбината читал на авансцене отрывки из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин», за закрытым занавесом, стараясь не шуметь, школьники выстроились в три ряда на постаменте для хора. Старшая пионервожатая Роза Александровна осмотрела их, сделала кому-то замечание поправить галстук, но в целом хор выглядел торжественно и празднично, и она, удовлетворенно кивая, пожелала удачи и ушла в правую кулису. Занавес раздвинулся и Петров с высоты своего второго ряда увидел затемненный, полный зрителей зал. Петрову казалось, что все в зале смотрят только на него, и от этого чрезмерного внимания Петров вдруг разволновался. Он был уверен в себе – слова и мелодию песни он знал хорошо, не пропустил ни одной репетиции и старался на репетициях изо всех сил. Но где-то глубоко внутри него засвербела вдруг какая-то малая толика неуверенности и беспокойства, как случается перед прыжком в реку с незнакомого берега.

На сцену вышел Анатолий Евгеньевич со своим перламутровым аккордеоном. Сверху Петрову были видны только голова Анатолия Евгеньевича, кисти рук на клавишах аккордеона и носки ботинок учителя пения – все остальное скрывалось за огромным инструментом. «Человек-оркестр», – мелькнула в голове у Петрова прочитанная где-то фраза. Анатолий Евгеньевич сыграл несколько тактов вступления и кивнул головой, дав сигнал для солиста. Петров глубоко вдохнул и прыгнул в реку.

«Утро красит нежным светом

Стены древнего Кремля,

Просыпается с рассветом

Вся Советская земля.

Холодок бежит за ворот,

Шум на улицах сильней.

С добрым утром, милый город,

Сердце Родины моей!», – старательно и звонко пел он.

«Кипучая,

Могучая,

Никем непобедимая

Страна моя,

Москва моя, –

Ты самая любимая!», – подхватил хор.

Второй куплет почему-то не пришел сам собой, и память услужливо подставила что-то тоже хорошо знакомое и близкое по размеру. Петров не успел даже запаниковать, как уже пел:

«По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять Приморье,

Белой Армии оплот.

Наливалися знамена

Кумачом последних ран.

Шли лихие эскадроны

Приамурских партизан».

«Кипучая,

Могучая,

Никем непобедимая

Страна моя,

Москва моя, –

Ты самая любимая!», – как и положено гнул свою линию хор.

Петров заметил краем глаза, как побелели на аккордеоне костяшки пальцев Анатолия Евгеньевича. Роза Александровна в правой кулисе еще кивала головой в такт песне, но выражение ее лица уже стало меняться.

Продолжения «Марша Дальневосточных партизан» память Петрова почему-то опять не подставила ему в нужный момент, а подставила другое, что-то еще более знакомое и родное:

«Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То, как зверь она завоет,

То заплачет, как дитя», – звонко пел, зажмурившись, Петров.

А дальше опять из первого оригинального куплета:

«Холодок бежит за ворот,

Шум на улицах сильней.

С добрым утром, милый город,

Сердце Родины моей!»

«Кипучая,

Могучая,

Никем непобедимая

Страна моя,

Москва моя, –

Ты самая любимая!», – хор знал свое дело.

Роза Александровна металась за сценой между кулисами и наконец-то дала занавес. Хор испуганно рассыпался как горох и укатился в кулисы. В зале, отсеченном занавесом, громко аплодировали – похоже песня всем понравилась.

– Ну ты даешь, Петров. Что случилось? – только и смог сказать Анатолий Евгеньевич, вспотевший от переживаний и тяжелого инструмента.

Валька и сам не понял, что случилось.

– Берег незнакомый, Анатолий Евгеньевич, – пытался объяснить свои переживания Петров.

– Какой берег, Петров? Что ты несешь, – устало сказал Анатолий Евгеньевич. – Ладно, потом обсудим, иди домой.

Вечером Валька долго не смог уснуть, переживая происшедшее.

– Мам, можно я попою, – решил он прибегнуть к проверенному снотворному средству.

– Конечно, – ответила мать и услышала через минуту знакомую песню с немного странными, как ей показалось, словами:

«Из-за острова на стрежень,

Вихри снежные крутя,

Выплывают расписные

Стены Древнего Кремля.

На передней Стенька Разин,

Обнявшись, сидит с княжной.

То, как зверь она завоет,

То заплачет, как дитя.

Кипучая,

Могучая,

Никем непобеди…», – уснул Петров на середине слова.

Декабрь. Физкультура

В школьном спортзале было холодно, несмотря на то что толстые трубы батарей вдоль стен исправно работали. Огромные, почти в два этажа окна старого здания сифонили, похоже было, что в последний раз их утепляли очень давно. А может и вообще никогда не утепляли. На жалобы физруков на сквозняки из окон завхоз отшучивался в том смысле, что если на физкультуре бегать и прыгать, то и не замерзнешь, а вот если сидеть на одном месте, то да, может быть неуютно. Так ведь зима, кому сейчас уютно.