Шлак

При этом они как лошади вскидывали ноги, демонстрируя едва прикрытые ниточками бикини прелести. Коптич потянулся к сцене, оскалился радостно, и не он один.

— Вот он я! Встречай меня!

— Шоу Мозгоклюй! Шоу Мозгоклюй!

Весь этот выпендрёж не вызывал ничего, кроме изжоги. Я показушно зевнул, а вот Коптич едва не подпрыгивал, не отрывая глаз от девок. Он причмокивал в такт их закидонам, облизывался и изворачивал шею, норовя проникнуть взглядом за ткань на нижних частях тела.

В воздухе крутились три коптера. Ещё три десятка стояли на траве возле зениток. На каждом по две камеры: одна снизу, другая спереди. Получается, съёмка будет вестись не только сверху, но и вплотную на уровне человеческого роста, снимая те самые жуткие картинки расправ, о которых говорил редактор.

— Стоп! — закричал Мозгоклюй. — Теперь зайцы.

Элизабет замахала на нас руками:

— К сцене! К сцене!

Мы стали подниматься по одному. Первыми те, кто в городском камуфляже. Я так прикинул, что они и есть фавориты, среди них две женщины. Одна похожая на несущийся самосвал, на дороге у такой мадамки лучше не становиться, сомнёт. Вторая худенькая, невысокая, по-кошачьи проворная. У всех брали короткое интервью: имя, возраст, почему пошёл на шоу. Девки при этом продолжали выплясывать канкан, и камеры поочерёдно переходили с добровольцев на них и обратно.

После интервью закамуфлированных уводили со сцены, давали последнее наставление и отправляли в путь-дорогу. Некоторым крепили камеру поверх банданы, чтобы у зрителя была картинка от первого лица. Фаворитов я насчитал семь человек.

Следующими пошли непривилегированные зайцы. Сначала добровольцы, потом мы. Когда я поднялся на сцену, Мозгоклюй, указывая на меня, провозгласил:

— Тридцать седьмой! Вот он наш тридцать седьмой участник, вознамерившийся стать шустрым зайцем. Он шагнул к нам прямиком из Смертной ямы. Сильный, гордый, совершивший жуткое преступление! Это он вчера возглавил нападение на старосту третьего блока и был приговорён справедливым судом к трансформации.

Твою мать, что он несёт? Какое преступление? Я в блоке двое суток не был.

— Но Контора даёт ему шанс искупить вину…

Я, наверное, выглядел очень бледно и глупо. Мозгоклюй швырнул трость.

— Стоп! — и набросился на меня. — Что ты стоишь как столб? Что ты ресницами хлопаешь? Не молчи!

— Да я не нападал на старосту…

— Насрать! Хочешь назад в яму? — и повернулся к технарям. — Его что, не предупредили?

— Это не тот, — пискнула Элизабет. — Преступник следующий. Тридцать восьмой.

Следующим стоял рыжий. Мозгоклюй обшарил его глазами, сложил пальцами экран, примерился.

— Нет, оставим этого. Мне взгляд его нравится, низкий, исподлобья. Вот так и смотри в камеру, понял?

Я кивнул.

— Обойдёмся без слов. Только имя. И лицо крупным планом, в три четверти, — он подобрал трость. — Переснимем последний кусок.

Никогда не думал, что стану телезвездой. Коптич показал большой палец из-за спины рыжего. Рыжий сопел недовольно. Звездой должен был стать он.

После интервью меня подхватили техники, отвели к периметру. Думал, наденут камеру на голову. Не надели.

— Твоё направление, — указал один. — На месте подолгу не стоим, двигаемся. До контрольной точки семнадцать километров. Пошёл!

Он слегка подтолкнул меня, и я побежал трусцой. Но недалеко. Отбежал за соседнее здание и остановился. Нужно дождаться Коптича. Сцены отсюда не видно, только слышался усиленный динамиками голос Мозгоклюя. Он как раз объявлял сорокового. Значит, Коптич уже ушёл.

Я включил планшет: восемь сорок три. До начала трансляции час с лишним. В центре замигал жёлтый огонёк — мой маяк. Вокруг прямоугольники домов, линии дорог, перекрёстки. Карта схематичная, да и откуда здесь взяться спутниковой. Чтобы найти контрольную точку, уменьшил масштабирование. Она светилась красным. Семнадцать километров — много. Не помню, когда столько ходил. Разве что в детстве на тренировках.

Зашелестели кусты.

— Дон…

Я вздрогнул. Из кустов смотрел редактор. Он сидел на корточках и таращил глаза.

— Тебе чего?

— С вами хочу.

На дорожке показался Коптич. Заметив меня, взмахнул рукой.

— Молодец. Думал, не дождёшься. Рванёшь со страху. А нам спешить некуда. Неизвестно сколько тут тварей по развалинам шарится.

— Мы не одни, — поведал я, указывая на кусты. Редактор поднялся и вышел к нам.

— Какого хера? — взял с места в карьер Коптич.

— Я с вами, — твёрдо повторил редактор. — Одного меня Мозгоклюй убьёт, а сразу троих остережётся. Тем более дикарь и преступник. На вас у него планы. Раньше второго этапа вас трогать не станут, поберегут. Если только на тварь не повезёт наткнуться. Но от этого никто не застрахован.

— Ну и сука же ты, редактор! — закусился Коптич. — А если не остережётся? Выпустит на нас фермерского багета, и будем сосать друг у друга, пока он нас по отдельности не сожрёт.

— Может, и будем, — кивнул редактор. — Не откажусь, если у меня перед смертью отсосёт кто-нибудь, пусть даже ты, Коптич.

— Да тебя, суку, за подобное… — замахнулся дикарь. Я взял его за плечо.

— Баста. Успокоились. Кто на поезд опоздал, тот к бабушке не едет. Втроём, значит, втроём.