Шлейф

Через полгода позвонила Шуля, поблагодарила за верно подобранное снотворное, которое, увы, больше не пригодится, и назначила свидание в Абу-Гош. Не доезжая до ворот Бенедиктинского монастыря. Там можно оставить машину и прошвырнуться по чудесным местам. Экстравагантность такого предложения она объяснила при встрече: Алексей жил здесь во время последней ремиссии. Шуля устроила его в гостинице напротив монастыря, навещала его, и они гуляли вместе, сидели на траве в подлеске поодаль от ворот. Она курила траву, прописанную ему как онкобольному, а он смотрел на нее счастливыми голубыми глазами. Траву он не курил. Так что запасы остались.

Вольготно раскинувшись на траве, рыжая зеленоглазая красотка перемешивала в портсигаре табак с марихуаной и рассказывала о том, как влюбилась в весьма немолодого мужчину с обескураживающей улыбкой ребенка. Ах, Алексей… Скольких больных раком мозга консультировала она как психолог — ни один не произвел на нее столь неизгладимого впечатления. Она передала Арону косяк. Он затянулся и ощутил вкус ее губ на папиросной бумаге. Да, перед ним была та самая Шуля, которая двадцать лет тому назад чуть не сгинула в пещере во время их пустынного путешествия. Вместо солдатской формы на ней было зеленое платье с глубоким декольте.

Свидания продолжились в апельсиновых рощах и в гостиничных номерах. Она замужем, он женат, они не связаны ничем, кроме вожделенной близости, а она-то и рождает откровенье. Арон рассказал Шуле про Анну.

«Эта штука, — ткнула она пальцем в пенис, — работает эффективней электрошока. Воспользуйся. Получится — отчитайся».

Получилось скверно. После его ухода Анна вскрыла себе вены. Но он вовремя вернулся… Скорая помощь. Больница. Он решил передать ее пожилому, опытному психиатру, но тот отказался: «Эта пациентка переиграет любого». Нелепый аргумент.

Отчитываться перед Шулей он не стал. На последнее свидание (он решил, что оно последнее, но ей не сказал) она привезла чемоданы Алексея. Попросила избавить душу от тяжелого груза. Он молча перенес чемоданы в багажник своей машины, сел за руль и уехал.

Пробуждение

Айфон подрагивал в нагрудном кармане. Шуля?

На «Ш», но не она. Штуклер.

— Твой подопечный совершил побег. Найден у Бейт-Шемеша. Находится в критическом состоянии.

Добегался.

Когда-то он рассказывал Арону про свою раскулаченную бессарабскую бабку. В нее-то он и пошел характером. Отправленная по этапу на таежную смерть, бабка совершила стокилометровый пробег по тайге. Добралась до какой-то деревни. Увидев человека, спряталась в стог сена, но он заметил ее и сдал. Опять лагерь. Там она за пайку сошлась с лагерным вертухаем. Родила дочь. От этой дочери и произошел Мордехай.

История со стогом сена интересным образом преломилась в его сознании. Мордехай рассказывал, что в детстве увидел идущего по полю человека с очень бледным лицом. Тот остановился рядом с ним и сказал: «Мальчик, на тебя возложена миссия уничтожения всех, в ком сидит дьявол».

Анамнезы выходцев из бывшего СНГ — неисчерпаемый материал для психоаналитиков. Правомерно ли тяжелую вековую наследственность объяснять брутальностью путинского режима? Как клинический психиатр он не обязан об этом думать. В его руках препараты, способные подавить любую агрессию, превратить человека в овощ. Он старался держать Мордехая на низких дозах, радовался, когда тот, довольно ухмыляясь, писал сатиру на членов кнессета…

Опять Штуклер:

— Мордехай в реанимации. Требует тебя. Номер телефона медсестры в вотсапе.

Арон вышел на кухню и прикрыл за собой дверь.

— Вот он, твой доктор, — голос, запертый под маской, звучал тихо, но ласково. Если Мордехаю и предстоит умереть, то в добрых руках медсестры.

Лицо его было вздутым, как после побоев, глаз не видно вообще.

— Доктор Варшавер… Последняя воля…

Медсестра промокнула сухой рот смоченным в воде бинтом.

— Отец умер, я не добежал. Бейт-Шемеш. Рукописи. Клянитесь! Вы спасете их?!

Арон поклялся.

Мордехай смежил веки.

* * *

Анна открыла глаза.

— Все погибло?

— Все спасено. Кроме Мордехая.

— Мордехая там не было.

— А в жизни был.

Анна почесала голову, на пальцах отпечатались красные пятна.

— Что это?

— А почему окно в твоем рабочем кабинете без стекла?

Она босиком рванула в комнату, встала у пустого проема и развела руками.

Руки Арона сами легли ей на плечи. Она не пошевелилась. Он прижал ее к себе. Она не вырывалась. Развернул к себе лицом, никакого сопротивления. Посмотрел ей прямо в глаза, чего прежде никогда не позволял себе, дотронулся ладонью до ее щеки, и она к ней прижалась.

— То есть у нас снова все в порядке? — спросила она, увидев работающий компьютер. — Тогда я бегу в душ.

За кого она его принимает? Хорошо бы не за Алексея Федоровича.

Непартийная болтливость

«…Опять про жену — 9–14 июля она была в командировке в Москве по заданию редакции (КИМ, „Комсомольская правда“). Будучи в Москве, она узнала, что ее родственник (двоюродный брат), работавший в иностранном отделе „Известий“, 10 июня с/г арестован. В последний раз она видела его, когда ей было 10–12 лет».