Шлюхи

уже не те. Отдохнуть надо этим грудочкам. Ляжечки тоже не те. Потерлись ляжечки. Что

поделаешь, времечко, оно ведь, ой, какое жестокое. Мяско теперь немолоденькое. И писичка наша

устала. Уж не свежая писичка. Аллочка, ты же умная девочка.

Алле казалось, что все это ей снится. Этого никак не могло произойти в жизни. Но до чего же

болела голова! И кружилась. И омерзительное скользкое животное копошилось в горле. Ломило все

тело. Видимо, силы окончательно покидали ее. Она сделала шаг – ее повело в одну сторону,

другой – качнуло н противоположную. Все же, никто не усомнится в том, что Алла Медная была

сильной женщиной. Ей удалось собрать последние крохи самообладания. Шатаясь, она

направилась к выходу молча – это было все, на что оставалось ей сил.

– Но ты, рыбонька, нас не забывай! – буравило ей затылок смахивавшее на насмешку

напутственное слово Имярека Имярековича.– Будет времечко – заходи. Ждем. Всегда будем рады.

Алла летела по городу, несомая темным вечерним ветром. Только не был тот полет подобен

упоительному парению, каковое дарует подчас задобренное до поры Желание: когда сильные,

освеженные крылья чувствуют переизбыток мощи. Алла летела, как летит безвольно брошенная

кем-то целлофановая оберточная бумажка, влекомая потоком порывистого осеннего ветра. Ужас

был столь беспределен, что Алла и не пыталась осмыслить адовой его глубины. Собственно, все

кончено... Сколько было положено издержек – и вот ничего, ровное место. Теперь надо все

начинать с нуля. Но где? Как? Ушли годы, растрачены силы, молодую энергию уже не вернуть... Ни

одно из ее завоеваний в отдельности не значит ровным счетом ничего. Еще вместе, купно, под

эгидой влиятельного лица... Но отчего же Имярек Имярекович поступил с ней так... вероломно?

Так бездушно! Ведь она всегда верой и правдой служила делу демократии и лично Имяреку

Имярековичу. Так почему же? За что?! Бедная, бедная Алла, она и впрямь не допускала мысли,

72

что на эти вопросы удобопонятных ей ответов может и не быть. Беда... не за что было

зацепиться...

Холодный вихрь занес Аллу в подземный переход, здесь было еще темнее, чем на улице,

поскольку оставшиеся на своих местах редкие грязные электролампочки, усердствовавшие в

борьбе с ночным мраком, были слишком уж немногочисленны. От стен потянулись к Алле руки

вытянутой в цепь галереи христарадников.

– Желаю вам здоровья. Желаю вам здоровья! – тараторил надтреснутый женский голос.

– Помогите, чем можете, погорельцам из Пензы,– ухал в темноте глухой бас.

Напрасно просили эти полустертые темнотой люди, не до них было Алле, да и не располагала

она ничем, чтобы им подать.

Она летела дальше.

На одной из улиц, буйно изукрашенной вывесками с иностранными надписями, ее чуть было

не пристрелили. Рядом завизжали тормоза, и в бордюр ткнулся носом огромный, в блестках

неоновых огней, лимузин. Тут же метрах в двадцати сзади с тем же верезгом стал другой. Из обеих

машин повыскакивали люди, и ну палить друг в дружку из огнестрельного оружия. И хотя эта сцена

очень шла развешанным всюду чужеземным бигбордам, и смотрелась, натурально, киноцитатой,

Алла инстинктивно бросилась к стене дома и, скорчившись, на все время «цитирования» затаилась

за урной. Человекопотери были как у одной, так и у другой стороны, однако, приостановив

пальбу, воители попрыгали в свои лимузины и умчались, не прихватив павших, торопясь, видимо,

еще в каких-то местах продолжить баталию.

В другом месте Аллу ограбили. Материализовавшийся из мрака подворотни субъект

потребовал у нее денег, фундируя значимость своих притязаний длинным ножом. Денег не

оказалось. Тогда гангстер предложил заменить отсутствующие деньги на пальто. Алла Медная

была так угнетена куда более бедственными насмешками судьбы, что совершенно безропотно

позволила совлечь с себя респектабельное кожаное пальто с оторочкой из чернобурки.

Безответность жертвы возбудила у налетчика дополнительный задор: он тут же решил

воспользоваться и ее телом, несколько часов назад получившим отставку у Имярека Имярековича.

Все глубже погружаясь в пучины прострации Алла Медная покорно согнулась и отстояла

положенный срок, не проронив ни звука. Получив все желаемое, бандит давно скрылся в той же

мрачной подворотне, но Алла все стояла в той же позе, точно скованная приступом ревматизма.

Ледяной ветер поддувал под коротенькую трикотажную юбчонку, да и кокетливая шелковая

кофточка не могла защитить от холода октябрьской ночи, – Алла не чувствовала ничего. Наконец

потерпевшая выпрямилась и, не разбирая дороги, потащилась куда глаза глядят. Впрочем, глаза