Шлюхи

ее никуда не глядели, а если и глядели, то уж наверняка ничего не видели. Алла даже не слышала

собственного воя, который так и рвался из нее, ничуть не задевая сознания; брела по улицам

города и выла без всяких слез, как потерянная, изголодавшаяся собака:

–

Ограбили-и… Ограбили-и...– безотчетно стенала она, и встречные прохожие, напуганные

дикими выкриками, на всякий случай с поспешностью сворачивали с ее пути.

Бог знает (поскольку и сама Алла не ведала), где носило ее чуть ли не до полуночи.

Дальнейший земной путь Аллы в конечном итоге должен был притащить ее к родным пенатам, что

73

и случилось. Прямым курсом она проследовала к своему новому дивану в золототканых драконах,

еще на ходу похватала рассыпанные на полу листы рукописи, с отчаянным треском теребила их,

отыскивая брошенное место, сыскав, бросилась на диван и не понятно с чего принялась жадно

читать.

«Шла Даша, шла по лугам, по полям, по сыпучим пескам, по колючим камням и вышла к

дремучему лесу. Страшно ей сделалось лезть в чащу дремучую, непроглядную, покидать ясно

солнышко, а только нет ей дороги иной. Побрела она черным лесом. Долго ли, коротко ли шла, пару

башмаков истоптала, чугунный посох изломала и каменную хлебину изглодала, а лес все чернее,

все чаще. Слышит она, что в чащобе черной, в гущине дикой воют звери хищные, кричат совы

страховитые, шипят гады лютые. А Даша идет и только о своем Никите Кожемяке думушку думает:

что там с ним на чужой на сторонушке. Когда вдруг деревья черные расступаются, и видит Даша:

стоит на полянке избушка на курьих ножках и беспрестанно повертывается. Избушка-то ветхая, вся

мхом поросла, едва не разваливается, а все повертывается и скрипит при том жалостно. Даша

говорит: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом». Застонала избушка, заохала,

поворотилась к ней передом. Вошла Даша в избушку, а в ней лежит Баба-Яга из угла в угол. «Фу-

фу-фу! Прежде русского духа видом было не видать, слыхом не слыхать, а нынче русский дух по

вольному свету ходит, воочью является, в нос бросается! Куда путь, красная девица, держишь? От

дела лытаешь али дела пытаешь?» – «Ах, бабуся! Увезли процентщики друга моего нареченного,

Никиту Кожемяку. Ищу теперь его».– «Ну, красна девица, далеко ж тебе искать будет! Надо пройти

еще тридевять земель. Туда морем-то полгода плыть, а тебе и в три года не дойти. Никита

Кожемяка живет в стране Лупанарии, в пятидесятом царстве, в осьмидесятом государстве и уж,

скажу тебе, малютка, сосватался на ихней царице».

Баба-Яга накормила-напоила Дашу чем Бог послал, в баньке попарила и спать уложила, а

поутру, ни свет ни заря, разбудила ее и говорит: «Вот я тебе гостинчик дам». И дала ей скатерку.

Скажешь: развернись! – так появятся на ней всякие кушанья и напитки царские. Скажешь:

свернись! – сгинет все, как и не бывало. Придешь на место – помни, станет невеста Никиты

Кожемяки торговать у тебя скатерку, ты, красна девица, ничего не бери, только проси посмотреть

на Никиту свого». А еще дала Баба-Яга Даше клубок. Куда он покатится,– говорит,– туда и ты за

ним ступай! Сама ты дороги не найдешь». Поблагодарила Даша бабу-ягу и дальше пошла.

Клубок катится – Даша следом идет. Идет она черным лесом, пробивается скрозь чащу

дремучую, страшную, а лес такой густой, что уж и небо совсем закрыл. Другие башмаки

истаптываются, чугунный костыль ломается и каменная хлебина изгрызена. Ближе воют звери

дикие, гомонит нечисть бессчетная. Только Даша все дальше идет, не дрожит от рева звериного, ни

от крика совиного, ни от щипа змеиного, все о Никите Кожемяке своем думает. Вот выкатился

клубок на полянку махонькую, видит Даша, опять стоит перед ней избушка на курьих ножках и

беспрестанно повертывается. Избушка древняя-предревняя, вся грибами поросла синими и скрипит

унывно, точно жалобится. Даша говорит: «Избушка, избушка! Стань к лесу задом, ко мне передом~.

Закряхтела избушка, захрюкала, повернулась к ней передом. Вошла Даша в избушку, а в избушке

Баба-Яга лежит из угла в угол. «Фу-фу-фу! Прежде русского духу видом было не видать, слыхом не

74

слыхать, а нынче русский дух по вольному свету ходит! Куда путь, красная девица, держишь?» –

«Ищу, бабушка, Никиту Кожемяку, друга сердечного, выкраденного».– «Долго ж тебе искать будет!

Дорога лихая. Повороти, красна девица, назад, пока не поздно. Да Никита твой уж и жениться на

ихней царице хочет».– «Нет, бабушка,– Даша отвечает,– такова мне, знать, судьба выпала. Пойду

искать своего суженого. Сам он меня не гнал, выкрали его процентщики лупанарские».

Баба-Яга накормила-напоила Дашу, в баньке напарила, спать уложила, а наутро, только-только

свет начал брезжиться, разбудила. «Дам я тебе гостинчик, – говорит. – Вот тебе конь. Скажешь

этому коню: стой! – он и рассыплется в серебро да золото. Скажешь: но! – серебро да золото в коня