Шлюхи

Хотя, конечно же... конечно же... Вы присаживайтесь, не стесняйтесь. Конечно же, оно все-таки

требует некоторой доработочки. Вы согласны со мной?

Имярек Имярекович в паузе нацелил на молодое дарование розовые выпуклости своего

крупного лица.

– Д-д... Видимо...– ответил Никита, и этот ответ вполне удовлетворил хозяина журнала, он

вновь защелкал соловьем.

– В принципе мы готовы напечатать нашу рассказочку... Но... В ней как бы много

несовременного, рутинерского, я бы даже сказал: затхлого. Нет-нет, я не имею в виду стиль!

Стилист вы прекрасный и манеру вправе выбирать любую. Хотя, признаюсь, многовато

заимствований. Но, не правда ли, одномерность всегда обедняет образ. Или нет?

– Одномерность... Да, – отвечал Никита.

– Вот. Ну, что это такое, когда с первых строчек ясно; тот персонаж хороший, этот – плохой.

Если все с самого начала предугадываемо – не интересно читать. Во всяком случае, так уже

давным-давно не пишут. Еще Чехов, еще даже до Чехова стало ясно, что все в нашем сложном

мире не однозначно. Один и тот же человек имеет положительные и отрицательненькие черты.

Одно и то же явление для одного – благо, для другого – зло. Зачем же вы намеренно обедняете

свое творение? Вот, скажем, процентщики. Вы же сами говорите об их, знаменательной

миссионерской деятельности. Мол, по делам своим добрым они всюду бывают. Вот и хорошо.

Разработайте эту тему. А то даже внешне они у вас: «нос в стену, губы по колено». Хорошо, пусть

так. Но, быть может, у них прекрасные умные глаза? Вы чувствуете: маленький штришок – и уже

возникает объем!

Имярек Имярекович порхал вокруг своего черного стола, по всему кабинету и ни на секунду

не переставал сладко улыбаться.

– Или вот Лупа, царица Лупанарская. Лупа – значит волчица, проститутка. Прекрасно, воля

автора священна. Но ведь на самом деле профессия проститутки – очень тяжелый труд. И, если

она у вас худая, как оглобля, и «титьки до земли висят», да еще и вся чирьями обсеяна – так это

ведь трагедия женщины! Она столько перенесла, служа общественному темпераменту,– и вот все

кончено: титьки висят, чирьи сеются... Это настоящая трагедия! Надо быть великодушнее к

женщине, молодой человек! А Даша?.. Что вы ее все белите и подаете с таким скотским серьезом?

А вот пусть бы она у вас в путь-дороженьку за милым дружком собралась, чугунных башмачков

себе наковала, а тут у нее месячные начались – она это мероприятие и отложила. А?! И смешно и

жизненно.

Теперь улыбка тронула лицо Никиты.

– Вот, молодой человек, вы уже и сами смеетесь – значит, цените, понимаете современный

юмор. А потому, я вам предсказываю, будете поддержаны и публикой. Зачем же отказываться от

успеха! Мир так разнообразен. Где добро, там и зло. Порой они так переплетены – не

разберешься. Да, впрочем, признайтесь, эта одно н то же. Все дело в том, как назвать. И вся

недолга.

Теперь улыбки Никиты Кожемяки могли поспорить в лучезарности с сияющей физиономией

Имярека Имярековича.

78

- Я рад, молодой человек, что мне удалось вас ободрить. Ну что, согласны маленько

подправить свою работку?

- Нет, не согласен, – отвечал Никита голосом, приобретшим какую-то странную игривость.

- Как? – пришел черед удивляться редактору. – Вы не хотите напечататься в нашем

журнале?

- Я больше, чем уверен,– говорил Никита,– что у нас найдется достаточное количество

сочинителей, которые с радостью, а главное, по природному своему расположению, искренне,

выполнят все наши требования.

- Ну, знаете, молодой человек... Наш журнал имеет самый большой по стране тираж.

Напечататься у нас признают счастьем звезды первой величины. Наш журнал рассылается в

триста библиотек мира. Мы, молодой человек, никого принуждать не намерены, – Имярек

Имярекович отер снежно-белым платком будто еще распухшие мясистые выпуклости своего лица,

цветущие теперь не розами, но маками; отвернулся к окну.

– Всего наилучшего, – торопился откланяться гость.

Имярек Имярекович оставил столь внезапно заинтересовавшее его окно.

– Молодежь-молодежь...– отдуваясь, он опять взялся за неторопливое плетение вкрадчивой

речи. – Гонор. Пафос. Узнаю. Себя узнаю. Таким же был. Согласен. Произведение цельное,

сделанное. В коренных переработочках не нуждается. Но сюжет... Слишком, чрезмерно прост: с

первых строчек угадываешь развязку. Почему бы вам не поиграть с читателем, не расставить ему

таких занятных капканчиков. Поверьте мне, человеку опытному, съевшему в литературе не одну

собачку, это очень оживило бы повествование и вызвало к нему дополнительный интерес. Вы

улавливаете мою мысль?

– Эту мысль еще до конца не улавливаю