Шлюхи

оборотятся. Да смотри, не забудь, коли станет невеста Никиты Кожемяки торговать у тебя коня, ты

ничего не бери, а одно проси – поцеловать Никиту свого. Возьми вот еще клубок. Куда он покатится

– туда и ты за ним иди. Ну, теперь ступай с Богом!» Поклонилась ей Даша и пошла своей

дороженькой.

Вновь идет Даша дремучей чащей, ведет коня на снурке шелковом, перед ней клубок через

пни-колоды скачет, вперед катится. Третьи башмаки истоптаны, последний костыль поломался и

последняя хлебина каменная изглодана. Кругом такая темень, что в трех саженях ничего не видно.

Совсем рядом кричит нечисть лесная, большая и малая. Лезут к Даше лапы когтистые, морды

зубастые, уж за платье цапают. Только Даша прямо идет за клубком, направо-налево не смотрит. А

лес уж такой частый, что скоро будет и руки не просунуть. Глядь, перед ней снова избушка на

курьих ножках беспрестанно повертывается. Говорит Даша: «Избушка, избушка! Стань к лесу

задом, ко мне передом!» Избушка повернулась. Вошла Даша – н избушке опять Баба-Яга лежит из

угла в угол. «Фу-фу-фу! Прежде русского духу видом было не видать, слыхом не слыхать, а нынче

русский дух по вольному свету ходит! Куда путь, красная девица, держишь?» – «Ищу Никиту

Кожемяку».– «Ах, малютка, ворочай назад, уж он на ихней царице женился!» – «Нет, говорит

Даша.– Не мог он своей волею от меня отказаться. Верно, в беду он попал лютую».– «Ну, тогда

садись скорее на своего коня, дам я ему крылья чудесные,– вынесет он тебя, куда накажешь. Да

вот тебе сума, в суме палок три снопухи. Не продавай ее жене Никиты Кожемяки, а проси за то с

Никитой ночь перебыть. Да еще запомни, пусть она сама слово чародейное суме скажет: из сумы!

Ну, езжай теперь с Богом!»

Вспрыгнула Даша на коня, и помчал он ее через чащу черную, аки птица скрозь облак. Не

много, не мало времени прошло, а всего одна минуточка – вынес ее конь из лесу. Видит Даша

перед собой синее море раздольное, а на берегу-то град велик стоит. А богатый, видать, город тот,

потому дома, куда глазом ни кинь, высокие, сады цветут пышные. Только ни одной живой души не

видать, и речи людской не слыхать. Ходит Даша, дивуется. Когда, глядь, сидит на скамье девица в

цветно платье разряженная, и собою красавица хоть куда. Подошла к ней Даша расспросить, где

искать ей жениха выкраденного, стала спрашивать – а та молчит и не движется. Взяла ее Даша за

руку – а та совсем каменная! Испугалась Даша, да назад без Никиты ей дороги нет. Смотрит, дом

большой стоит. Взошла Даша внутрь – там народу видимо-невидимо, и стоят, и сидят, а только все

до одного окаменелые. Пустилась тогда Даша по улицам бродить – везде то ж самое: нет ни

единой живой души человеческой, все как есть камень! Долго так Даша ходила, и дивно ей, и

страшно, когда вышла она к высокому холму, а на холме-то дворец стоит точь-в-точь, как тот, что

75

Никита Кожемяка дома состроил: расписной, вырезной, беломраморный. Стоит Даша перед тем

дворцом, слезинку за слезинкой платочком утирает. Вдруг как выскочат из тех палат расписных,

вырезных, беломраморных, дюжин пять или шесть процентщиков, все, как один, носатые, губатые,

что жабы булькатые – и к Даше; руки тянут, кошельками трясут, вот сейчас схватят. Да не тут-то

было, ударилась Даша о сырую землю, обернулась белой горлинкой и прочь улетела.

Только нет ей дороги на родную Русь без Никиты Кожемяки. На другой день опять пришла

Даша ко дворцу беломраморному. Вышла к ней из тех палат баба вида безобразнаго. А одета та

баба, аки королевишна знатная. На плечах салоп черного соболя сибирского, на шее мониста

бруштыновые, на перстах кольца бриллиантовые, на голове венец самоцветный. «Ах, что за

яблочко наливное в наши края закатилося! – говорит.– Я – великая Лупа, царица Лупанарская –

давненько таких свеженьких, таких маленьких, цветиков аленьких, не пробовала! Скинула она

соболий салоп, а под салопом как есть голая была. А страшна-то: худа, что твоя оглобля, титьки

до земли висят, и скрозь волосами укрыта да чирьями обсеяна. Говорит она Даше: «Твори со

мной rpex! Коли не согласишься, сейчас порешу твою жизнь!» – «Ох, срамница ты басурманская,

что говоришь – сама не ведаешь»,– Даша сказала, ударилась о сырую землю, оборотилась белой

горлинкой и прочь улетела.

На третий день увидала из окна Лупа, царица Лупанарская, со своими процентщиками, что

Даша опять ко дворцу пришла. Напустила она на нее кота-баюна. Ходил кот-баюн вкруг Даши,

сказками да баснями велий сон нагонял, да только Даша уши заткнула, ничуть его басни не

слушала; ходил-ходил кот-баюн,– нет проку как нет,– изнемог, баючи, и издох от натуги,

Вышла тогда из дворца Лупа, царица Лупанарская, со своими процентщиками к Даше,

спрашивает: «За каким делом пришла? – «За делом, не за делом, а есть у меня для тебя одна