Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

Нейманис подошел к речке Теитупе. «Хорошо бы запрудить эту речушку, – подумал Неймас, – и запустить в пруд мальков карпа, потом карпов вылавливать и продавать на рынке в Таллинне по…» Нейманис стал прикидывать, по какой цене хорошо бы продавать карпов, чтобы починить забор, отремонтировать крыльцо, поставить новую баню, купить новый «Москвич 2141», выстроить для него кирпичный гараж, к гаражу хозблок, надстроить второй этаж, да лучше вообще – новый дом…

Петерсон хлопнул книгой по оконному стеклу, тут же перевернул ее и посмотрел на обложку – латышский стрелок в серой шинели был строг, непроницаем, безупречен, большая черная муха висела на его революционном, беспощадном штыке.

Фибикс ехал по пустынной дороге, скоро хутор Дреймани, потом поворот, мостик, остановка «Криволинейная», хуторянин Нейманис обязательно помашет рукой, но он не ленинградский водитель, поэтому в ответ ему сигналить клаксоном не будет.

* * *

– Сережа, тебя же врачи предупреждали! – Аля открыла литровую бутылку молока и передала Сергею Донатовичу.

– Ладно! – Сергей Донатович отхлебнул.

– Доведешь ты себя! – Аля вытерла кухонным полотенцем с поверхности стола белый кружок.

– Ладно! – Сергей Донатович еще отхлебнул и отставил бутылку: – Уже и молоко не идет!

«Но если есть в кармане пачка сигарет», – Виктор Робертович подумал, что надо бы закурить, а то клонит в сон, но останавливаться и лезть в багажник за курткой не хотелось. «Звезда по имени Солнце…» – зашуршали шины по обочине. Виктор Робертович вынырнул из секундного сна, резко дернул руль влево и вылетел на встречку. «Группа крови на рукаве…» – медленно выплыл из-за поворота «Икарус».

Обе штанги троллейбуса подпрыгнули на стыке проводов и тут же разлетелись в разные стороны. Троллейбус замолк, Антонина чертыхнулась.

Нейманис помахал Фибиксу. «Хоть бы раз в ответ посигналил!» – грустно опустил руку Нейманис и тут же охнул. «Икарус» Фибикса резко сдал вправо, уворачиваясь от несущегося на него «Москвича-2141». Удара лоб в лоб удалось избежать, но это не спасло «Москвич», он в мгновение был смят в гармошку, «Икарус» сорвался с асфальта, скатился с насыпи и через несколько метров воткнулся в вязкое мелководье речушки Теитупы.

– Авария на тридцать пятом километре трассы Слока – Талсы! «Икарус» и «Москвич»! Со смертельным! – Петерсон бросил телефонную трубку и побежал к машине. Книга про латышских стрелков упала со стола и распласталась на полу, подмяв под себя несколько страниц.

Фибикс мотал головой, одновременно давил ногой на тормоз и продолжал выворачивать руль вправо, который уже давно заклинило намертво. Речушка Теитупа плавно обтекала кабину автобуса и неспешно журчала дальше, яркое летнее солнышко играло в воде. Корова Нейманиса пережевывала траву и с тупым любопытством смотрела на большой прямоугольный предмет, перегородивший ее речку.

* * *

Через несколько дней Аля вызвала скорую.

– Что с ним? – спросил один санитар другого по-испански.

– Не знаю, пусть несколько раз присядет и скажет, сколько ему полных лет, – ответил пуэрториканец.

– Сорок восемь, – Сергей Донатович встал и, держась за спинку стула, присел. Ему стало дурно.

– Клади его на носилки! – встревожился пуэрториканец по-испански.

– Привязывать? – спросил первый санитар.

– Конечно! – удивился вопросу пуэрториканец.

– Я тоже! – собралась Аля.

– Жена? Мать? Дочь? – спросил пуэрториканец по-английски.

– Друг! – гордо ответила Аля.

– Не положено! – остановил ее первый санитар.

Сергея Донатовича привязали к носилкам, погрузили в карету скорой помощи и повезли в больницу. Не успели отъехать, как попали в жуткую бруклинскую пробку. В душной кабине лежащему на спине и привязанному к носилкам Сергею Донатовичу стало совсем плохо. В больницу его привезли мертвым.

– He choked on his own vomit, – сказал первый санитар.

– Да, – согласился пуэрториканец по-испански, – захлебнулся собственной рвотой. Куда следующий вызов?

Рома Жуков и Лайма Шарунас стояли у стены дома № 37 на Арбате.

– Давай напишем, что Цой жив! – предложила Лайма.

– Так вон же уже написано! – возразил Рома.

– Какой ты скучный! – обиделась Лайма и написала белым школьным мелком на красном кирпиче: «Цой жив!».

– Я не скучный! – насупился Рома, – просто мать, наверное, все милиции обзвонила.

– Ты скучный! – топнула ножкой Лайма, – надо было с Квакиным ехать! Думаешь, меня отец по больницам и моргам не ищет! Я же не хнычу! Доставай давай!

Рома вытащил из кармана свечку и спички. Лайма вырвала спички из его рук и стала неумело чиркать. Переломав полкоробка, отдала Роме:

– Никакого от тебя толку!

Рома сразу же зажег спичку и запалил свечку. Лайма вставила свечку между кирпичей:

– Двадцать восемь лет! – шмыгнула она носом, – старый, конечно, но мог бы и пожить еще немного!

– И что это, молодые люди, мы тут делаем?! – рявкнул откуда-то сверху сержант Шаймарданов.

Лайма тут же бросила свечку на землю и затоптала ее белой кроссовкой:

– Ничего, товарищ милиционер!

Троллейбус Антонины стоял на конечной около диспетчерской, Зинка отчитывала ее по громкой связи: