Шофёр Тоня и Михсергеич Советского Союза

Василий вжал педаль тормоза в пол, народ в салоне троллейбуса повалился друг на друга, испуганные лица за стеклом двадцать девятого автобуса отпрянули назад, Загогуйла остановился в пяти сантиметрах от заднего бампера. Антонина непонятно отчего стала судорожно перечитывать данные ЗиУ-682В на металлической пластине, намертво прикрепленной алюминиевыми клепками к водительской панели: пассажирских мест для сидения – 30, включая стоящих пассажиров – 91, максимальных – 126.

* * *

Вечером по телевизору опять ничего не сказали, как жить стране дальше. Кириллов лишь сообщил, что в городе Уфе троллейбус рейса номер два с девяносто одним стоящим пассажиром на борту чуть не столкнулся с автобусом рейса номер двадцать девять с неизвестным количеством пассажиров на борту. Жертв, благодаря умелым и профессиональным действиям капитана троллейбуса Загогуйлы, удалось избежать. В это же время из колумбийского города Кукута в другой колумбийский город Картахена вылетел Боинг 727 рейса 410 компании Avianca, через 25 километров после взлета, самолет врезался в гору Эль-Эспартильо, вместе с экипажем погибли 143 человека.

21 марта

Телеведущие программы «Взгляд» хитро переглянулись и предупредили телезрителей, чтобы те не выключали телевизор, потому что сейчас они увидят самого Кашпировского! Антонина так вымоталась за день, что не послушалась молодых, симпатичных, словоохотливых ребят, нажала на упругую красную кнопку и зарылась в больших пуховых подушках.

24 марта

Люба Лесопосадкина была не в настроении, поэтому всю дорогу до «Сельхозинститута» говорила Антонине, какая она, Загубина, дура, что поддалась на уговоры Люськи, ушла из депо и теперь ни свет, ни заря таскается на работу с Курочкиной горы за швейную фабрику «Мир». Антонина молчала, спорить с Лесопосадкиной было бесполезно, потому что день 24 марта на висящем за ее водительским креслом календаре был остервенело закрашен красным фломастером.

– А за проезд что, платить не собираемся?! – вдруг гневно спросила Любка, когда Антонина шагнула из ее кабинки.

Антонина безропотно достала пятачок и положила на панель справа от спидометра. Любка открыла переднюю дверь, Антонина выскочила, и Любка тут же дверь закрыла. Дверь захлопнулась перед самым носом главврача роддома № 3 Вехновского. Напрасно Вехновский стучал в дверь тростью, подаренной ему на юбилей зав отделением Розой Ибрагимовной. Лесопосадкина замигала поворотником и резко бросила свой троллейбус влево.

* * *

Дурное расположение передалось и Антонине, она включила перемотанный изолентой «ВЭФ 202» и строго спросила:

– Михаил Сергеевич! Вы когда с Андреевой решите?! Устал народ от неопределенности!

– Да второй день на Политбюро твою Андрееву обсуждаем! – ответил вместо Михаила Сергеевича Дмитрий Тимофеевич, – а в это время израильтяне Вануну восемнадцать лет одиночки присудили за то, что рассказал миру правду об их ядерных бомбах!

– Какому Вануну? – растерялась Антонина.

– Какому-какому! Мордехаю, конечно! Выкрали его с помощью девки моссадовской из суверенного Рима и впаяли по полной! Наверное, чтобы других своих техников-ядерщиков запугать до полусмерти! – прохрипел министр обороны и хохотнул в кулак: – А то мы не знали, что они уже 400 бомб у себя в Димоне нахимичили!

– Загубина! То есть, генерал армии Язов! – строго вмешался в разговор главнокомандующий, – вы меня будете слушать, как бороться с химиком Андреевой или Загубиной про официально неподтвержденные атомные заряды рассказывать?

– Ну вас, конечно, товарищ Генеральный секретарь ЦК КПСС, – пробасил Язов и тут же шепотом добавил Антонине: – Сейчас еще полтора часа будет Сталина разоблачать.

– Загубина! Ты кого слушаешь, меня, твоего непосредственного начальника или шипение своего радиоприемника?! – строго спросил завгар трамвайного депо Кильмаматов, – я ей тут про политическую обстановку в мире, про Мордехая Вануну, а она радиоприемник свой крутит! Ты что услышать хочешь, Горбачева что ли?

– А как вы догадались, Раис Абдрахманович? – искренне удивилась Антонина.

Кильмаматов покраснел от возмущения:

– Да ты еще шуточки шутить! А с виду такая тихоня, такая простушечка! Иди к Шарунусу – вызывает!

* * *

– Чего тебе? – спросил Шарунус.

– Так вызывали, Юзефас Адомайтисович, – Антонина попятилась назад к двери.

– Зачем? – нахмурился Шарунас, но тут же исправился: – Ну как осваиваешься на новом месте? Рельсы от шпал научилась отличать? Электричества не боишься?

– Так у нас в троллейбусном тоже электричество, – возразила Антонина и вдруг вспомнила: – Калмыков просил передать, чтобы вы ему блесну вернули, которую еще в прошлогодний сентябрь порыбачить взяли!

– Какую блесну?! – взвился Шарунус, – да он мне ее сам подарил, так и сказал: «Дарю тебе, друг Шарунус, на долгую память!» У меня, Загубина, если хочешь знать, ее уже племянник, гад, стырил и утопил на Кандрыкуле! В общем, так и передай своему Калмыкову – фиг ему с маслом, а не блесну! Мы не в вино-водочном магазине, подарки возврату не подлежат!

– А вино-водочном подлежат? – совсем удивилась Антнонина.