– Ладно, – согласился Калмыков, – не записывай, Ольга Львовна, шариковой ручкой, на карандаш только возьми! Кстати, товарищи! Мы с другими начальниками депо на выходные собрались на рыбалку по последнему льду, пришли на наше любимое место у Князевского острова за мостами у Шакшинской тюрьмы, ну, перекусили, лунки стали сверлить и видим, начальник первого трамвайного депо Шарунас не даст соврать, летающая тарелка под автомобильным мостом раз, потом под железнодорожным два и в небо! Глазом не успели моргнуть – одна звездочка осталась. Космонавтика! А клев какой был! Никому баклешек не надо, а то весь холодильник забит?
– Не о том, Алексей Кузьмич! – укоризненным шепотом остановила начальника Ольга Львовна.
– Может, мне пока не поступаться принципами и не переходить к трамвайщикам? – спросила Антонина Михаила Сергеевича.
– Какие принципы, Загубина! Троллейбусы и трамваи в нашей стране одинаковые! И те, и другие железные, социалистические! – вместо Генерального секретаря сомнения Антонины развеяла Люся.
А Калмыков, выводя в левом углу ее заявления «В приказ», даже напутствовал:
– Шарунас мужик хороший! Передавай ему привет, будем дружить депами… депопами… В общем, скажи этому Шарунасу пусть блесну, зараза, вернет! Попросил, понимаешь, в сентябре два раза к камышам закинуть, так и унес на своем спиннинге!
Сосредоточенный и озабоченный Лева окликнул Антонину с остановки:
– Ты откуда?
Антонина весело махнула обходным:
– С экстренного собрания рабочего коллектива!
Лева в ответ не улыбнулся:
– Что, уже стали резолюции принимать на фабриках и заводах? Предупреждал меня дядя Гриша: не болтай в этой стране языком! Если что, я тебе ничего не говорил!
– Чего не говорил? – не поняла Антонина.
– Да так!.. – отмахнулся Лева и открыл перед Антониной дверь подъезда на тугой ржавой пружине.
– Вы там, Загубина, не паникуйте! – протяжно скрипнул Михаил Сергеевич вместе с дверью, – мы тут с Яковлевым тоже не дремлем, на днях Политбюро соберем и…
– Ничего не могут! Даже петли смазать! – Лева в раздражении шагнул в темноту.
– Осторожно! – крикнула Антонина.
Но Лева уже спотыкнулся о мирно посапывающее на ступеньках тело Стаса Загогуйлы.
15 марта
Прошел день. Страна тревожно покупала в киосках «Союза печати» центральные газеты, но ни разъяснений текущей ситуации, ни директив к исполнению не было.
Антонов вернулся к Соне. Пришел в библиотеку, сел в углу за стол, положил слева и справа от себя две стопки бумаги, достал из верхнего кармана пиджака для платочков две ручки и торжественно объявил:
– Наверху велели доклад к отчетно-выборному собранию написать.
Соня молча прикрыла ладошками затертую колоду карт.
– Велели сразу два писать, ввиду двусмысленности ситуации и дуализма обстановки.
Соня незаметно выдвинула ящик стола и столкнула в него карты.
Антонов вывел на левом листе бумаге: «Враг не пройдет!», подумал и на правом листе тоже вывел: «Враг не пройдет!»
– А Синицына ненадежной оказалась и аполитичной, я ей говорю: «Сейчас главное не ошибиться, гайки все еще на болтах сидят, можно в одну сторону крутануть, а можно в другую, поэтому следи за новостями, товарищ комсомолец!» А она мне: «самая главная новость – доклад НАСА в США о темпе разрушения озонного слоя». Тьфу!
Соня задвинула ящик стола и замерла.
Антонов написал на обоих листках: «Тогда как» и задумчиво спросил:
– Вот ты за кого, Соня? За Андрееву или за капиталистический мир во всем мире?!
Соня влажно посмотрела на Антонова:
– Я как ты, Саша.
17 марта
Василий Загогуйла ругался, включал микрофон, объявлял остановки, отключал микрофон, и опять ругался. Антонина сидела в его кабине и ждала, когда он объявит «Сельхозинстут», чтобы выскочить из чужого Васькиного троллейбуса, перебежать по подземному переходу на другую сторону проспекта Октября, немного вниз по Давлетшиной, нырнуть в Зоринское депо и сесть в свой единоличный – Люся не считается – трамвай.
– Что за шпана в твоем подъезде завелась? – вдруг спросил Василий, после того, как обматерил вставший перед ним на светофоре жигуленок.
– Кроме твоих дружков, никто из новых не попадался … – удивилась Антонина.
– Стас-брательник жаловался, – Загогуйла выкрутил рулевое колесо, – зашел к вам немного обогреться, а его мужик, зверь какой-то, испинал всего, с ним еще, говорит, баба была, он в темноте их не разглядел. Когда лампочку в подъезде вкрутите?
– Так вы же со своим несчастным Стасом ее и разбили! – возмутилась Антонина, – забыл, что ли! Отобрали у мальчишек во дворе рогатки и стали по лампочкам стрелять – детство вспомнили, во всех подъездах нашего двора лампочки перебили защитники Отечества!
Загогуйла смущено замолчал и даже ничего не сказал вслед обогнавшему его автобусу двадцать девятого маршрута, только перед остановкой «Сельхозинститут» осторожно спросил: «Это мы на двадцать третье февраля или на восьмое марта?»
– Тормози! – вскрикнула Антонина.