Шок новизны

…a Beatrice tutta si converse
ma quella folgorò nel mio sguardo
si che da prima il viso non sofferse.

Я к Беатриче снова обратился;

Но мне она в глаза сверкнула так,
Что взгляд сперва, не выдержав, смутился[45].

В межвоенные годы еще одним крупным художником, посвятившим себя теме просчитанного до малейших деталей наслаждения, стал Жорж Брак (1882–1963). (Матисс в 1920–1930-е годы переживал творческий кризис; между созданными им в эти годы салонными одалисками, как будто сбежавшими с полотен Делакруа, и шаблонным средиземноморским декором художников вроде Дюфи, нет почти никакой разницы.) Брак мог бы взять своим девизом слова Паскаля «Le moi est haïssable» («Пристрастие к собственному „я“ заслуживает ненависти»), поскольку он был одним из главных классицистов в современной живописи и на протяжении всей жизни называл себя artiste-peintre[46], что отсылает скорее к мастерству, чем к темпераменту. Невозможно представить, чтобы какой-нибудь великий хищник вроде Пикассо определил себя таким образом.

Во время Первой мировой войны Брак сражался в рядах французской армии, в 1915 году получил ранение в голову и перенес трепанацию черепа. Мозг не получил никаких повреждений, однако на выздоровление ушло несколько лет, которые ему пришлось провести вне студии, полностью отрезанным от мира искусства. Это определило его разрыв с авангардом и присущей ему лихорадочной активностью. Забросив живопись, он думал, писал и вел дневники. Вернувшись к искусству в 1918 году, он решил, что не может продолжать движение к абстракции: на неопределенный скелет кубизма нужно было нарастить немного плоти. «В природе [натюрморта], – отмечает он, – есть тактильное, почти рукотворное пространство». Именно его он исследует в натюрмортах 1920–1930-х годов. Работа над ними освободила его от неопределенности синтетического кубизма и привела к композициям со спокойными, перекрывающими друг друга плоскостями и прозрачностями, характерными для работ Хуана Гриса и Анри Лорана. Если каким-то картинам удалось выразить во всей конкретности стремление к соразмерности, возвышенности, внимательности и спокойствию, то именно этим натюрмортам. Объекты на них представлены самые обыкновенные: гитары, гроздь зеленого винограда, газеты, бутылки, мраморная фактура – типичный для кубизма материал. Однако каждый наделен собственным точным весом; Брак не жалел никаких средств ради достижения идеально выстроенной мысли. Ему хотелось распределить внимание зрителя максимально равномерно по всей картине, и по сравнению с кубизмом результат получился куда более цельным и менее гипотетичным. Брак даже стал подмешивать к краскам песок, чтобы добавить им плотности, добиться более прочной поверхности, как у фрески. Идея состояла в том, чтобы замедлить взгляд, заставить его изучать и рассматривать полотно с той же тщательностью, с какой он обдумывал его в процессе создания. У текстур этих картин много общего с загадочной, немой зернистостью шарденовских натюрмортов: вместилище мысли, тихо окутывающее предметы. Брак возрождал и пересоздавал основы французской традиции натюрморта, которые он же, как кубист, пытался в свое время сотрясти.

Жорж Брак. Столик (Le Gueridon). 1921–1922. Холст, масло. 190,5×70,5 см. Метрополитен-музей, Нью-Йорк. Дар миссис Смит