Шок новизны

Таков же и тон работ Роберта Мазервелла – разве что подает он себя в чуть более импульсивной и быстрой манере. (У Мазервелла много насилия, даже в самых мягких его работах; у Дибенкорна оно просто отсутствует.) Мазервелл был одним из основателей движения абстрактного экспрессионизма в Нью-Йорке, и та часть его творческого наследия, которая непосредственно связана с общими для абстрактного экспрессионизма темами и мотивами – мифом, атавистическим символизмом, сюрреализмом и трагическим переживанием истории, воплощенном в серии «Элегии об Испанской республике», мотив для которой он нашел в 1948 году, – будет обсуждаться в главах V и VI. Однако имеется еще и «средиземноморский» Мазервелл, черпающий вдохновение в кубистических коллажах и живописи Матисса. Этих двух Мазервеллов не следует рассматривать как две стороны расколотой личности, – скорее, это два полюса широкого и цельного спектра чувствований. Сфера живописи, однажды заметил Мазервелл, – это «кожа мира», и его искусство, далекое от абстракции в смысле какого-либо утопизма, понимает себя как искусство предметное. (Стоит напомнить, что в 1948 году Мазервелл, Уильям Базиотис, Дэвид Хэйр и Марк Ротко основали неформальную художественную школу, называвшуюся «Темы художника» (The Subjects of the Artist).) Вопрос «как мне писать?» может оказаться непростым, однако ответ на него, как правило, оказывается техническим. Куда труднее вопрос «что мне писать?», и Мазервелл – в отличие от некоторых своих менее культурно образованных коллег – сумел, хотя бы частично, найти на него ответ в традиции французской модернистской поэзии от Бодлера до Элюара. «Слабость нынешней модернистской живописи, – писал Мазервелл в 1950 году, – особенно очевидная в „конструктивистской“ традиции, кроется в усвоении или изобретении „абстрактных“ форм, недостаточно укорененных в конкретном, в мире чувства, из которого проистекает искусство и выражением которого является современная французская поэзия. Возникновение модернистской живописи было связано не только с отношением к внутренней структуре картины». Символистский идеал прямых соответствий между звуком, цветом, ощущением и образами памяти был воспринят Мазервеллом как одно из высших достижений культуры, своего рода пароль к модернистскому опыту. Это проявляется на каждом уровне его творчества, причем не механически, а почти инстинктивно, хотя «инстинкт» здесь оказывается плодом неустанного культивирования. «Домашний протестант» (если вспомнить название одной из его ранних картин), американец, считавший Америку страной принуждения и ограничения, обиталищем супер-эго, Мазервелл открыл в рассудительной чувственности современных французских мастеров поистине пьянящую свободу.

Каковы темы его лирического искусства? Во-первых, пейзаж: стены в белом свете, пропитанная солью белизна деревянных стен Провинстауна у кромки голубого залива; куда более зернистые и толстые стены Кадакеса и Ниццы – с их темными углублениями и каллиграфией полуденных теней; матиссовские окна, задающие рамку изображению. Закрытые оранжевые жалюзи и открытое море. Цвет сам по себе тоже часть предмета, поскольку Мазервелл питал врожденное предпочтение к «естественным» цветам, то есть к тем, которые кажутся взятыми прямо с поверхности мира, – охре, черному, белому, желтому, равно как и к изысканной гамме синего, «голубому Мазервелла», который опознается с той же легкостью, что и коричневый Брака или розовый Матисса. «Если есть на свете голубой, который я мог бы назвать своим, то это просто голубой, от которого исходит тепло, голубой, который можно описать не химически или технически, а исключительно как состояние ума». У этого голубого – литературные прототипы: azur Малларме, цвет океанического удовлетворения, и бодлеровское море, цвет избавления и бегства. Этот цвет – один из характерных признаков благополучия.